Почта в Никогда-Никогда

Собаки из Страны Никогда-Никогда переписываются друг с другом тоже с «помощью» воздушной почты. Разница лишь в том, что люди употребляют для соответствующих целей тонкую бумагу, а собаки — исключительно массивные нагретые каучуковые колеса самолета… на следующем аэродроме четвероногие внимательно все изучат, прочитают и «допишут» кое-что от себя. Собаки в буквальном смысле слова заливали нас восторгом. Зато люди сдержанны. Именно здесь живет и процветает этот удивительный тип неразговорчивого человека, потому что он неделями кочует в одиночестве со стадами и говорить ему не с кем. Именно здесь существует этот «silent Aussie» — молчаливый австралиец, источник десятков анекдотов, взятых из жизни. В этих местах и произошел — как гласит молва — знаменитый разговор между фермером, который только что вернулся из города, и его женой. Когда женщина, жаждущая услышать новости о большом мире, узнала, что супруг был на богослужении, она замучила его расспросами о проповеди.

— Пастор говорил о грехе.

— Ну и что он сказал?

— Был против.

Чаепитие в Хартс-Рейндже

В этом пустынном крае разговаривают редко, даже с почтальонами. А ведь в почтовом мешке находятся нt только письма и газеты.

Например, в мешке, взятом из одинокого дома в среду, передали письмо с заказом для универмага в Аделаиде. Оно наверняка будет вручено адресату в пятницу, а в понедельник посылка отправится вторым пассажирским самолетом из Аделаиды в Алис-Спрингс, куда попадет во вторник на рассвете. Таким образом, она успеет к самолету, который, как обычно, в среду доставляет почту этому адресату. Таким путем попадают на фермы косметика и лакомства, лекарства и материал на платье, соска для малыша и лосьон от комаров, журналы мод и корм для золотых рыбок, батарейки для радио и жевательная резинка… Итак, я летал в среду с утра до обеда, развозя почту. Мы добрались до самой границы штата Квинсленд. В четверг с утра я был свободен, а после обеда мы снова вылетели.

В четверг, уважаемый читатель, почту доставляют по трассе «1285». Самолет вылетел из Алис-Спрингса точно по расписанию — в тринадцать часов. В этот день пассажирские лайнеры из Аделаиды и Дарвина прибыли вовремя, поэтому и почтовая машина, которая курсирует между государственным аэродромом и нашим, успела привезти мешки к этому времени.

Через три четверти часа мы были в Рингвуде. Собачки, обмен почтой, запуск мотора, старт. Четырнадцать двадцать — Кварцевый Холм. Пилот заметил, что на посадочной площадке никого нет, и в гневе пролетел так низко над постройками фермы, что едва не зацепил крылом высокую стальную вышку ветряка, который качает воду и приводит в действие генератор.

— Спят они, что ли? — возмущался летчик.

Правда, к посадочной площадке сразу же помчался вездеход с почтой. Оказалось, что какая-то барышня заканителилась с письмом, а ведь у нее для этою была целая неделя!

Plenty River, или Река Изобилия. Прибытие — в четырнадцать сорок, стоянка — четыре минуты. Сын фермера сказал нам даже «Hello, how are you?»[33] До чего же болтливый малый!

В Макдоннелл-Даунс мы прибыли в пятнадцать десять — по расписанию, но полет был трудный. Мы летели очень низко, под нами висела туча песку, проникающего через все вентиляционные отверстия. Следовало их закрыть, но ведь тогда мы не смогли бы прислонять к ним запотевшие ладони, что хоть немного освежало нас.

Пятнадцать тридцать — Делмор-Даунс. Пятнадцать пятьдесят — Суон-Хилл. В Хартс-Рейндже мы должны быть в шестнадцать пятнадцать. Сразу после старта пилот обращается ко мне:

— Пора пить чай.

Я согласился и стал оглядываться, ища термос. Пилот посмотрел на меня с укоризной. Разве нельзя рассчитывать на добрые обычаи этих мест? Ведь само собой разумеется, что если мы появляемся в Хартс-Рейндже к вечернему чаю, то он будет нам подан. Именно там!

Осторожно — банки!

В Хартс-Рейндже — боковой ветер. Однако мы изящно приземлились, подняв тучи пыли. Когда она осела, передо мной развернулся пейзаж в лучших традициях сюрреализма.

Пустыня… Ни одного дерева на добрую версту от постройки. И вдруг — стол, настоящий стол, застланный скатертью. Все приготовлено для чая, укрыто от ныли целлофаном. За столом какая-то женщина и двое белоголовых малышей. Мы с пилотом прямо от самолета идем к столу. Женщина не обращает на нас особого внимания: просто пришел почтальон… Она откладывает вязанье, снимает целлофан. Какие-то печенья, мармелад, сахарница, молочник со сливками. По всем правилам, как полагается. Она молча указывает нам места на складных стульях, молча вынимает из сумки еще один прибор и ставит передо мной. Молча разливает чай.

Пилот обращается к ней:

— Миссис Мак-Робертсон, этот господин приехал из самой Польши…

— Хоу, правда? С сахаром?

Она, естественно, не собиралась выяснять, не привез ли я из Польши сахар. Имелось в виду более существенное, не терпящее отлагательства дело: установить, какой чай я буду пить — сладкий или несладкий.

Однако пилот не сдавался:

— Миссис Мак-Робертсон, этот господин напишет потом в газете о полете к вам…