Почтальон всегда звонит дважды

– Да, конечно, врач есть врач, но вы не знаете Филлис. А я вам могу кое-что рассказать. Во-первых, она медсестра. Считалась одной из лучших медсестер Лос-Анджелеса. Именно так она познакомилась с мамой, когда маме стало совсем плохо и ее поместили в больницу. Она медсестра и специализировалась как раз на легочных заболеваниях. Ей не хуже, чем любому врачу, известно, когда наступает кризис, все по минутам. И еще она знала, как вызвать воспаление легких.

– Что вы хотите сказать?

– Думаете, Филлис не могла выставить мою мать на всю ночь на холод и продержать там, пока она не замерзнет до смерти? Вы думаете, Филлис на это не способна? Вы думаете, она и вправду такая вот милая, нежная, добрая овечка, какой кажется? Отец тоже так думал. Он считал, как это мужественно и благородно с ее стороны – проделать весь долгий путь, чтобы спасти жизнь подруги. Года не прошло, и он на ней женился. Но я думаю иначе. Потому что знаю ее. Я начала подозревать ее сразу же, как только услыхала о смерти мамы. И теперь тоже.

– Ну и что, вы считаете, я должен делать?

– Пока ничего. Просто выслушать меня.

– Но все, что вы говорите… Эти обвинения, причем нешуточные. Вы намекаете на возможность… Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?

– Да, именно это я и хочу сказать. Именно это.

– Но, насколько мне известно, ее не было с вашим отцом, когда случилось несчастье.

– Ее и с мамой не было тогда. И все равно – ее рук дело.

– Мне надо хорошенько подумать. Дайте мне время.

– Конечно.

– Вы сегодня немного взволнованны.

– Я еще не все вам сказала.

– Что же еще?

– Не могу. Не в силах говорить об этом. Не хочется верить, что такое возможно. Ладно. Не обращайте внимания. Простите меня, Уолтер, что ворвалась к вам со своими разговорами. Но я так несчастна.

– Кому-нибудь, кроме меня, вы говорили?

– Нет, никому.

– Не сейчас, а тогда о вашей матери?

– Нет, никому. Ни слова.

– Я бы на вашем месте тоже не сказал. Особенно мачехе.

– Я даже дома теперь не живу.

– Вот как?

– Сняла маленькую квартирку. В Голливуде. У меня есть деньги. Небольшая, правда, сумма. Наследство от мамы. Не могу больше жить с Филлис. Не в силах.

– О-о.

– Можно, я еще как-нибудь зайду?

– Да, да, конечно. Я дам вам знать, когда удобней прийти. Оставьте телефон.

Наверное, полдня я размышлял, стоит ли говорить об этом Кейесу. Я понимал, что должен сказать, что это в моих же интересах и позволит хоть как-то себя обезопасить. В суде такие показания не стоят ни гроша. Они и слушать ее не станут, потому что одновременно человека можно судить только за одно преступление, а не за то, что он совершил, вернее, мог совершить чуть ли не три года назад. Однако, если Кейес вдруг обнаружит, что я узнал о прошлом от Лолы и молчал, это чревато серьезными неприятностями. Но я не мог заставить себя сказать ему. И не мог придумать никакого существенного оправдания, кроме разве того, что дал девушке слово молчать.

Около четырех Кейес зашел ко мне и притворил за собой дверь.

– Знаешь, Хафф, а он объявился!

– Кто?

– Убийца Недлингера.

– Что?!

– Он ей постоянно звонит. По пять раз на неделе.

– Кто он?

– Не важно. Но это тот, кого мы ищем. Теперь увидишь, как я возьму его в оборот.

* * *

Вечером я вернулся в контору под предлогом сверхурочной работы. Дождавшись восьми, когда Джой Пит завершает обход нашего этажа, я вошел в комнату Кейеса. Попробовал выдвинуть ящик письменного стола. Он был заперт. Попробовал шкаф с выдвижными металлическими ящиками, где хранилась его картотека, – тоже заперто. Попробовал подобрать ключи из тех, что были в моем распоряжении. Они не подошли. Я уже готов был сдаться, как вдруг заметил диктофон. Я знал, он иногда пользовался этой штуковиной. Снял чехол. Диск был на месте. Записан примерно на три четверти. Спустился, проверил – Джой Пит торчал внизу. Снова поднялся к Кейесу, надел наушники и включил диктофон. Сперва шла разная чепуха – письма клиентам, инструкции следователя по делу о поджоге, предупреждение клерку об увольнении. А потом вдруг это: