Почти англичане

Ненавижу, думает она, лишь отчасти относя это к Петеру. Однако пора возвращаться. Уже никуда не спеша, Лора проходит мимо больших домов с палисадниками, уходящими к самой воде, мимо озаренных теплым медным сиянием окон, за которыми живут семьи, парочки или такие же, как она, одиночки. Она шагает по мостовой, вся в грязи: женщина, упустившая свой шанс. Сырой холодный воздух впивается в ноющую губу – впрочем, слишком слабую, чтобы кровить. «Что я делаю? – спрашивает Лора у булыжников под ногами. – Что-я-делаю-что-я-делаю». Но, глядя правде в глаза, кто ей ответит? Она ведь не верит в Бога и не знает телефона доверия: такого, где ей расскажут, говорит ли тоска по ребенку о том, что она хорошая мать, или вовсе наоборот, и как быть дальше – остаться или избавить всех от себя, а если избавить, то что нужно сделать, чтобы ее отсутствия никто не заметил…

Можно было бы поселиться в пещере, завести птичий двор, одичать – но это бы смутило Марину.

Несчастный случай гораздо проще. Не забывай, ты трусиха, говорит себе Лора; боли быть не должно. Она размышляет о сравнительных преимуществах аварии на железной дороге, взрыва газа, теракта Ирландской республиканской армии и падения наковальни, поворачивает за угол и, как по заказу, видит реку.

Запыхавшись и явно взяв не тот поворот, Лора вышла на бетонную набережную. До чего здесь холодно! От воды отделяет только шаткий заборчик.

Столбики в футе друг от друга скреплены сверху поручнем как раз на такой высоте, чтобы человек, недовольный жизнью, – невысокий мужчина или рослая, стыдливо рыдающая женщина – мог взгромоздиться на него локтями или даже перекинуть ногу. Вокруг ни души. Лора смотрит на свои уродливые черные туфли-лодочки из «Дебнемз»: мыски протерты, каблуки расшатаны – еще бы, с ее-то неуклюжей походкой. Сойдет, пожалуй.

Нет. Закрыв глаза, она поднимает лицо навстречу блеклому запаху и плеску воды. Люди, говорит себе Лора, постоянно так делают. Вирджиния Вулф и… нет, подумай о женщинах с детьми. Об одной такой писали в газете, которую читает Жужи. «Какой эгоизм, бедные малыши», – сказала она, и Лора с ней согласилась. Позади уже почти половина триместра, и если сделать это сейчас, Марина решит, что мама не захотела провести с ней каникулы, а это совсем не так. С другой стороны, разве не гуманнее оставить место для толкований? Прохожих, на которых она, может быть, и надеялась, нет. Лора прижимается щекой к холодным перилам и утирает нос рукавом; глаза заплаканы, но это неважно, напоминает она себе, если ты не собираешься возвращаться домой. Она почти готова в это поверить, хотя ненавидит себя жалеть. Можно подтянуться и спрыгнуть на берег. Сил для этого хватит, но ей стыдно от мысли, что кто-нибудь будет с ухмылкой наблюдать со стороны за неуклюжими попытками одолеть ограду, за тем, как задерется юбка, обнажив некрасивые бедра и зад.

Впрочем, вокруг никого. Сейчас. Ты сможешь. Давай же. Давай.

17

Вторник, 31 января

Плавание: праздничный турнир школ Дорсета и Девона;

старшие мальчики, младшие девочки, Йовильский колледж, 13:00 и 17:00;

поездка на Галапагосские острова, 6-й класс (геогр.);

разговор с Историческим обществом Шафтсбери и Обществом Перси: доктор Билл Рид (Саутгемптонский колледж дополнительного образования) на тему «Разорение, гонение, возрождение: христианство в позднем Средневековье», старая библиотека, 19:00.

Почему так сложно думать о чем-то другом? После нетбольной тренировки Марина мчится в библиотеку за книгами Александра Вайни. Здесь они почти все – и не скучные, как можно было подумать, а живые, исполненные сочувствия к своим героям: безрассудным, гневливым, гордым. Мало того, Марину пустили в архив, где под вывеской «Выпускники и друзья Кум-Эбби» она нашла пожелтевшее воскресное приложение, а в нем – интервью: Старый пасторский дом, «Стокер», вид с лужайки; Гай и Люси в белобрысо-упитанном детстве; их красавица мать.

Надписи на стенах библиотеки гласят:

СЛОВО – СЕРЕБРО, МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО.

ЕДА В ЧИТАЛЬНЫХ ЗАЛАХ КАРАЕТСЯ ИСКЛЮЧЕНИЕМ ИЗ ШКОЛЫ.

ВИДЕОКАССЕТЫ ВЫДАЮТСЯ ПО ЗАПРОСУ.

После десятиминутной лекции от известной своей похотливостью миссис Айрдейл, заместителя главного библиотекаря, Марина сидит в комнате без окон и слушает Александра Вайни. Он располагает к себе: умный, соблазнительный, уверенный. Марина выключила свет. Мистер Вайни, всего в метре от нее, говорит: «Писатель не должен брать в расчет ожидания публики, чего бы они ни касались: политики или веры. Боже упаси!»

Здесь он моложе, совсем не такой седой. Кажется, съемки велись на террасе «Стокера». Марина подбирается к экрану. Интересно, они с миссис Вайни счастливы? Где она – сидит за кадром или гуляет в огороде, перебирая в голове невеселые мысли о…

– Нет, – вдруг повышает голос мистер Вайни. – Для того чтобы достучаться до нас, история должна говорить о личной жизни своих героев, их надеждах и тайнах, их темных сердцах.