Замерев у запечатанной двери, Лера прислушалась, желая убедиться, что уроды не чухнулись, а убедившись, заторопилась действовать дальше. Она налегла всем телом на двухтумбовый стол и поволокла его поближе к окну. Стол предательски скрипел старыми суставами и цеплялся ножками за щербатый кафель пола.
Значит, ее могли услышать. Значит, надо поторапливаться.
Валерия быстро вскарабкалась на столешницу и удостоверилась, что теперь она дотягивается до подоконника и что подоконник широкий.
Спрыгнув на пол, подхватила таз с засохшей белой краской на самом дне и прилипшим к нему малярным валиком.
Костик говорил, что самый качественный дым получается из расчесок или зубных щеток. Ни того, ни другого у Валерии сейчас не было, зато есть этот валик и много бумажного мусора и тряпья. Однако бумага горит быстро, а мешковина может не заняться вовсе. Как, впрочем, и валик. Нужно другое топливо.
Пошарив в тумбочке стола, к великой радости обнаружила три одноразовых стакана, пахнущих дешевым алкоголем, к ним же нашлась такая же тарелка. У задней стенки выдвижного ящика, как апофеоз безумного везения, был найден ломкий синий чехольчик с отжившими свой век тремя шариковыми авторучками внутри. Это была добыча!
Когда Лера вновь вскарабкалась на стол и поставила на подоконник таз, топорщащийся бумажно-пластиковой копной, ставшая привычной перебранка за стеной внезапно прекратилась, тон гоблинов сделался подобострастным, и к знакомым голосам присоединился новый.
Лера вдруг засуетилась, и руки вновь затряслись, и в висках застучало. Она поднесла к скомканному обрывку газеты зажигалку, щелкнула. Еще раз. В потных руках колесико проскальзывало, не давая искры и расходуя драгоценные остатки горючего газа.
Есть! Получилось!
Нервно прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери, она напряженно смотрела на крохотный огонек, который принялся поедать свой бумажный корм. Огненный язычок неторопливо перекатился на граненую гильзочку авторучки, заставляя ее пузыриться и съеживаться. Он окреп и вырос, и вот уже лизнул малярный валик, который, затрещав, выдохнул в атмосферу порцию тяжелых молекул.
Лера, не щадя легких, раздувала пламя, помогала ему как следует заняться.
Костер в тазу принялся уверенно и жадно пожирать еду, болтая вверх и в стороны хищными языками и извергая тугие клубы дыма.
В своем углу закашлялся Лёнька.
Вроде, пришел в себя, но, кажется, ничего не понял. Самой же Лере дышать стало совсем нечем, и горло драло, и глаза немилосердно слезились. Но волнистые струи дымчато-черного муара уже стремились вверх, к фрамуге, на вольный воздух больничного двора, а набравшее силу пламя рвалось лизать оконные стекла.
И тогда Лера завопила истошно и отчаянно, колотя ребристой подошвой сорванной с ноги кроссовки в закоптившееся окно:
– Пожар! Горим! Вызовите скорее пожарных!
В дверь, яростно матерясь, бились облажавшиеся шестерки.
Лёнька пришел в себя в машине «Скорой помощи», где медики поставили ему какой-то укольчик. Потом они ехали неровными толчками по уличным пробкам проснувшейся Москвы, и то, что водитель не включил сирену, показалось Лере хорошим знаком.
– Прости меня, Кнопка, прости, девочка моя, – едва шевеля губами, твердил Леонид, а Лера, сидящая рядом на неудобном боковом креслице, закрывала его рот ладонью и приказывала замолчать, и сердито смахивала со своих чумазых щек беззвучно катящиеся слезы.
– Как тебе удалось вытащить нас?! – слабым голосом удивился он.
– Великий воин помог, – невнятно проговорила Валерия.
– Что? – не понял Леонид. – Я не расслышал, Лела. В голове шумит очень. Кто помог? Повтори, что ты сказала.
– Не заморачивайся, Воропаев. Я сама не разберу, как и кто…
Все. Они спасены. Лёнька непременно поправится.
О себе Лера вообще не беспокоилась. Конечно, ее настигнет остаточный стресс в виде ночных судорог в ногах, но это все фигня. Главное, что для них все закончилось благополучно. Но радоваться не получалось. Недавно пережитое мешало. А еще мысли о Пашке Горячеве. Хотя надежда все-таки есть.
Павла так и не нашли. Ни живого, ни мертвого. Ни в предбаннике «Фактора», ни в соседних помещениях больничного полуподвала.
Больше всего ей не хотелось думать, что Тохины гориллы, сматываясь, уволокли с собой и его, чтобы на какой-нибудь заброшенной стройке убить опасного свидетеля, а потом сбросить тело в котлован.
Хорошо, что пожарные приехали быстро.
Лера кричала: «Пожар!», и страх в ее голосе был неподдельный.
Она слышала, как за спиной ухает дверь под натиском двух накачанных туш, видела, как судорожно вздрагивает стремянка, и панически боялась, что прикрученная хлипкими шурупами дверная ручка не выдержит яростный напор взбешенных мулов, и очередной рывок выкорчует ее вместе с этими шурупами из створки, и стремянка грохнется на кафельный пол, и их убийцы ворвутся.
Но издалека уже слышалось заполошное завывание сирены, и штурм прекратился. На больничный двор въехал пожарный расчет.
Сначала пожарные, потом засуетилась все проспавшая больничная охрана, затем подоспела полиция.