– Адаму не положено принимать посетителей до тех пор, пока ему не предъявят обвинение. Как вы сюда попали?
– У меня есть свои способы, – мама улыбается.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. – Есть какие-нибудь хорошие новости?
Сара делает пару шагов в комнату и закрывает за собой дверь.
– Я здесь только для того, чтобы сказать, что они официально предъявляют обвинение. Завтра нужно будет подать прошение. – Она смотрит в глаза моей матери и мне. – Но я вернусь утром, чтобы обсудить это с тобой. Я просто… Просто хотела предупредить тебя.
– Официально предъявляют обвинение? – спрашиваю я.
Сара кивает.
– Это смешно, – моя мама встает со стула. – Нужно это исправить.
– Я работаю над этим. Окружной прокурор считает, что может доказать вину Адама, так что он согласится.
– Но я этого не делал! – Мои глаза становятся влажными, а голос дрожит.
– Я знаю, милый, – говорит мама. – И мы собираемся нанять лучшего адвоката. Это скоро закончится.
Сара качает головой.
– Я собираюсь идти.
Она поворачивается. Охранник открывает дверь и стоит там, как солдат, по стойке «смирно».
– Часы посещений закончились, – объявляет он.
Мама обходит стол и обнимает меня.
– Я вернусь завтра, медвежонок, – шепчет она мне на ухо.
– Мам, не называй меня так. Я в тюрьме, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, стараясь, чтобы меня никто не услышал. Сара делает шаг, чтобы уйти. Моя мать отпускает меня и резко оборачивается.
– Сара, подожди! Я хочу пригласить тебя поужинать. Для обсуждения следующих шагов.
Сара останавливается и оглядывается на нас.
– У меня много работы, которую нужно сделать, и…
Мама поднимает руку.
– Твои оправдания не сработают. Мы уходим.
23
Сара Морган
Мы сидим друг напротив друга в «Пайнэппл энд Пеарз»[25]
, по выбору Элеоноры. В ресторане есть стандартное меню, и хотя я уверена, что выбор будет божественным, это просто еще один пример того, как свекровь контролирует ситуацию.– С чего мы начнем, Сара?
– Мы? Мы ни с чего не начнем. Вы не юрист и не сотрудник правоохранительных органов, так что не существует сценария, позволяющего вам рыться в уликах или копаться на местах преступлений или в чем-то еще, чтобы помочь Адаму. Вам просто нужно позволить мне делать мою работу.
Надеюсь, она поймет открытый намек и отбросит идею объединиться, чтобы спасти ее малыша.
– И как, по-твоему, я должна это сделать?
Конечно же, она не бросила эту идею.
– Что сделать?
– Оставить всё в твоих руках. Как мы вообще можем доверять тебе в том, что ты делаешь работу лучше всех?
Элеонора просматривает меню напитков, пока говорит, как будто речь идет о погоде или о какой-то другой обычной вещи.
– Прошу прощения?
Она смотрит на меня снисходительно.
– Я думаю, что тебе тоже нужно признать свою вину. В том, что случилось. И если это так, то…
– Что? – К чему, черт возьми, она клонит? На какой планете это,
– Я имею в виду, что мужья обычно не изменяют любящим женам.
– Это просто дико. – Я недоверчиво качаю головой, а она продолжает наступать.
– И Адам всегда хотел быть отцом, а я – бабушкой, но ты лишила нас этой радости.
Я поднимаю руку. Я с удовольствием потянулась бы через стол и вцепилась ногтями в ее ботоксное лицо.
– Я собираюсь уйти прямо сейчас.
– Теперь я знаю, что у тебя было тяжелое детство из-за смерти твоего отца и наркомании твоей мамы, но ты не можешь держаться за это вечно… – Элеонора замолкает, когда подходит официантка. – Нам два коктейля «Манхэттен».
Я не боюсь уйти отсюда, но это не принесет Адаму никакой пользы.
– Вообще-то я буду двойную водку «Тито» с содовой и лаймом. – Официантка кивает. Я слегка улыбаюсь.
– Всё равно принесите два.
Мои руки под столом сжаты так крепко, что ногти впиваются в ладони. Влага и тепло говорят, что я проколола кожу.
– Ах да… Я тоже теряла людей. Мой муж умер, но это не мешает мне жить своей жизнью. – Элеонора кивает, как будто произносит мотивационную речь, но единственное, на что она мотивирует меня, – швырнуть в нее стол и выйти за дверь.
Я расслабляю руки и на мгновение опускаю на них взгляд. На обеих ладонях видны маленькие кровавые раны. Я сжимаю салфетку и делаю глубокий вдох. Я смогу пройти через это. Я пережила вещи и похуже.
Официантка ставит перед нами водку с содовой и два «Манхэттена». Я беру свой коктейль и выпиваю почти весь. Элеонора всё еще говорит о том, как я должна жить и что Адам ни в чем не виноват.
– …и зависимость явно присуща твоей семье, Сара. Возможно, ты просто пристрастилась к своей работе. Я пытаюсь помочь и хочу убедиться, что Адам получает наилучшую возможную защиту.
Она делает медленный глоток своего «Манхэттена», сохраняя зрительный контакт со мной.
– Сейчас у него лучшая возможная защита. И для Адама хорошее предзнаменование, что его жена, с которой он прожил десять лет, не только поддерживает его, но и защищает его в этом деле.
– Это меньшее, что ты можешь сделать, Сара. Итак, ты уверена, что готова справиться с этим? – Она пытается приподнять брови, но залитое ботоксом лицо не в состоянии подчиниться.