– Мало что изменилось… – Мэтью смеется, делая глоток шампанского.
– Что это должно значить?
– У Адама всегда была склонность к драматизму.
– Не могу с этим поспорить. – Открываю меню и просматриваю его, хотя ела здесь десятки раз и всегда заказываю одно и то же: мраморную говядину с белыми грибами и бальзамическим уксусом пятнадцатилетней выдержки.
– Как твоя свекровь?
– Как обычно. Стервозная, осуждающая, грубая, снисходительная… Я упоминала стервозность? – Я ухмыляюсь.
– Конечно, она такая, – говорит Мэтью, махнув рукой.
– Она затронула тему моих родителей!
Он опускает подбородок.
– Серьезно? Что она сказала?
– В основном, что я должна отпустить всё это.
– Не обращай на нее внимания. Она просто жалкая сука.
Я слегка улыбаюсь ему, и Мэтью ободряюще сжимает мою руку. Мы поднимаем бокалы с шампанским, чокаемся и пьем. Он смотрит на меня.
– Ты знаешь, я всё еще не понимаю, почему ты защищаешь своего мужа в этом процессе.
– Потому что он мой муж, – я вздыхаю. – И независимо от того, через что он заставил меня пройти, в глубине души я люблю его.
– Любишь? – Мэтью одаривает меня почти что обвиняющей улыбкой.
– Очень, очень глубоко внутри, прямо сейчас, – я смеюсь.
Мэтью тоже смеется:
– Нужна сильная женщина, чтобы делать то, что делаешь ты.
– Но ты думаешь, что я сумасшедшая, раз делаю это?
Он закрывает свое меню.
– Честно?
– Конечно.
– Да. Тебе не следовало браться за его дело, и я сомневаюсь, что ты делаешь правильные выводы. Скорее всего, из-за того, что это чересчур личное. Я знаю, что Адам – ничтожество и дерьмо, но он действительно заслуживает надлежащей защиты.
– О чем ты говоришь? Какие неверные суждения я выношу?
Я закатываю глаза. Он прочищает горло:
– Ты быстро продвигаешь судебный процесс. Зачем?
– У меня есть свои причины, и это не твое дело.
– Это мое дело. Я помогаю в расследовании, помнишь?
Я раздраженно выдыхаю. Предполагалось, что это будет приятный ужин…
Почему он сомневается во мне и моих намерениях? Я делаю глоток шампанского и ставлю бокал на стол.
– Адам и Элеонора хотят скорейшего судебного разбирательства. Это их право.
– Ты должна посоветовать им поступить иначе, – Мэтью прищуривается.
– Мой босс тоже хочет, чтобы дело было закрыто быстро. Я не получаю долю прибыли, пока работаю над этим.
– Это не оправдание. Найди ему другого адвоката.
Я ударяю кулаком по столу, столовое серебро подпрыгивает.
– Ты знаешь, что я единственный адвокат, у которого есть шанс выиграть это дело.
Мэтью откидывается назад.
– Успокойся.
– Прости, – я поправляю приборы. – Я просто не понимаю, почему ты бросаешь мне вызов. Я думала, ты мой друг.
– Да, и именно поэтому я бросаю тебе вызов. Не хочу, чтобы твое личное участие затуманивало твое суждение. Ты – звезда среди адвокатов. Назови мне хоть одну вескую, законную причину, по которой ты торопишь суд. – Он складывает руки на груди и наклоняет голову.
Я бросаю взгляд на стол, на ресторан, а затем на Мэтью.
– Извращенное прошлое Келли просочилось в новости, и если мы сможем передать дело на рассмотрение присяжных, пока эта информация свежа в умах людей, это поможет посеять обоснованные сомнения в деле Адама.
Мэтью кивает.
– Мы не знаем, кому принадлежит третий набор ДНК, и незнание в некотором смысле может нам помочь, потому что если б мы знали, кому, а у этого человека имеется твердое алиби, то это ничего не значило бы для дела.
Мэтью снова кивает.
– То же самое с тем, кто отправил фотографию и угрозу. У человека не может быть алиби, если мы не знаем, кто этот человек.
Он улыбается мне.
– Это всё, что мне нужно было знать. Звучит яснее, чем я думал. А теперь давай есть.
…Пару часов спустя я вхожу в наш – или, лучше сказать, в мой – дом в Вашингтоне, неся коробку с остатками ужина и бутылку вина, которую купила на обратном пути. Надеюсь, Энн сможет отключить телефон в доме у озера к завтрашнему дню. Я не могу допустить, чтобы Адам всё испортил. Провожу вечер, потягивая вино и анализируя обстоятельства расследования. Задремываю около десяти, чего делать не собиралась, но вино…