Почти идеальный брак

Менее чем через двадцать минут прибывают Энн и Боб. Они сидят на противоположной стороне зоны ожидания. Боб смотрит вдаль, потирая виски, а Энн все еще плачет, опустив голову от стыда. Мое лицо выражает отвращение, а единственный вопрос, который снова и снова повторяется в голове, когда я сердито смотрю на них: «Кто эти люди?»

Время медленно тает, пока мы четверо пребываем в чистилище. Наше единственное наказание – находиться в обществе друг друга. Неловкость ситуации и стыд Энн, смешанный с гневом Боба, заставляют время тянуться еще медленнее. Я никогда не думала, что буду испытывать такое чувство, но я действительно с нетерпением жду встречи с шерифом Стивенсом.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что хуже уже быть не может, в полицейский участок входит Элеонора, одетая во всё черное. Она похожа на Мрачного Жнеца[38]. Я встаю, готовая рассказать обо всем, что произошло, пока ее не было, но прежде чем успеваю произнести фальшивое приветствие, она встает прямо передо мной с настолько плотно сжатыми губами, что кажется, будто их филлер может вытечь.

– Как ты могла позволить этому случиться? Меня не было всего день! – Она практически плюется мне в лицо.

– Вашему сыну тридцать шесть лет. Он – взрослый человек и сам отвечает за свои поступки. Я не могу наблюдать за ним в режиме двадцать четыре на семь.

– Нет, ты, очевидно, не можешь. И вероятно, именно поэтому он был тебе неверен, – она вздергивает подбородок.

Я делаю небольшой вдох. Не бить ее. Не бить ее. Не бить ее.

– Это несправедливо. Я делаю для него всё, что в моих силах. – Выпрямляюсь, стараясь казаться выше нее.

– Не должно было быть даже дела. Он невиновен. Но теперь предстанет перед судом по обвинению в убийстве и побеге из-под залога, потому что ты не могла за ним присмотреть.

– Элеонора, остановитесь. Вы ведете себя нелепо.

– Я? Неужели? Ты даже не могла присмотреть за собственной матерью – и посмотри, что с ней случилось. – Уголки ее рта изгибаются в усмешке, как будто она довольна своим маленьким комментарием.

Энн громко вздыхает. Боб неловко ерзает на стуле. Мэтью наполовину встает, но затем снова садится. Я с удовольствием вырубила бы ее и била черепом о землю снова и снова, пока не увижу мозг – если он у нее вообще есть. Но мне не нужно навлекать на себя обвинение в убийстве. Я должна положить конец ее участию в этом деле и моей жизни и точно знаю, что нужно сказать. Делаю глубокий вдох.

– Ваш сын – лжец, мошенник и, возможно, убийца. И это ваше сюсюканье и чрезмерная материнская забота втянули его в эту историю. Лучшее, что вы могли бы сделать в качестве его матери, – принять это как данность и покончить с собой.

Глаза Элеоноры расширяются еще сильнее, а рот приоткрывается. Она поднимает руку и сильно бьет меня по лицу.

– Ты не знаешь материнской любви, маленькая сучка!

Лицо жжет, и я прикладываю к нему руку. Когда убираю пальцы, на том месте, где ее кольцо соприкоснулось с моей щекой, остается пятно крови. Элеонора делает шаг назад. Ее зубы стиснуты, а огонь в глазах всё еще горит. Мэтью встает и обнимает меня, изучая мое лицо. Затем поворачивается к моей свекрови и спокойно говорит:

– Вы должны уйти. Всё равно вы не сможете увидеть Адама сегодня вечером.

Охраняемая дверь, примыкающая к приемной, подает звуковой сигнал, и порог переступает крупная фигура.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – Шериф Стивенс смотрит на меня, затем на Элеонору. Та распрямляется, вскидывает голову и, развернувшись на каблуках, выбегает из полицейского участка.

– Это пустяки. Давай просто покончим с этим, – я убираю руку от лица.

– Вы уверены?

Я киваю.

– Они все были зарегистрированы, Мардж?

– Ага, – отвечает та, даже не отрываясь от своих бумаг.

– Хорошо. Вы, ребята, можете пойти со мной, – шериф Стивенс протягивает руку, как бы говоря: «Пожалуйста, позвольте мне показать вам, что я для вас припас».

Мы следуем за ним по узкому коридору. Мэтью и я идем бок о бок, Боб и Энн следуют за нами. Стены белые сверху и красные снизу. Цветовой контраст резок для глаз, и это именно тот эффект, который предназначен для людей, сопровождаемых в допросные.

Шериф приводит всех в одну комнату и начинает говорить, не предлагая никому из нас сесть и не садясь сам:

– Во-первых, я хочу поблагодарить всех вас от имени Департамента округа за то, что вы добровольно выделили свое время для оказания помощи в продолжающемся расследовании. Я должен напомнить, что никто из вас не находится под арестом и ни при каких обстоятельствах вы не обязаны разговаривать с нами. При этом, если вы добровольно поделитесь с нами информацией, она будет записана и может быть использована в ходе расследования. Если это ясно и приемлемо для всех вас, хотите ли вы продолжить?

Мы киваем.