Почти как люди

– А ты молодец!– Толик с уважением кивнул,– понимаешь, однако!

В вагоне он сразу уселся на удачно освободившееся место, и задремал, меня же плотно прижали к холодному и шершавому поручню, отчего вновь дали знать о себе рвотные позывы. Я представил, какая зона отчуждения образуется вокруг меня даже в этом вроде бы битком набитом вагоне, взбреди мне в голову опорожнить желудок прямо здесь и сейчас, и улыбнулся. За стеклами створчатых дверей проносилась мимо грохочущая темнота, и на ее фоне дрожало мое мутное, зыбкое отражение- долговязый субъект в распахнутом пальто и капюшоне, закрывающем пол лица, положивший подбородок на руки, а руки на верхушку ободранного черного футляра. Красавец, нечего сказать. Таким бы детей пугать…

На каждой ненужной станции меня плотной, многолицей людской струёй выбрасывало на перрон, после чего я с трудом протискивался обратно в вагон, и лишь на нужной станции поток хлынул не изнутри, а наоборот, внутрь, и я вынужден был прокладывать себе путь к свободе, неуклюже работая локтями, словно пловец, изо всех сил гребущий против течения. Толик же преспокойно двигался за мной по проторенной колее.

Оказавшись на улице, мы снова закурили.

Кругом- пяти и шестиэтажные панельные хрущебы, несколько ларьков, где на вертелах висят груды чего-то бурого, съестного, истекающего жиром, ещё какие-то неясного назначения деревянные будки… К одному из ларьков подкатил роскошный черный мерседес с тонированными стеклами, из его кожаного, пропахшего дорогим парфюмом нутра вылез некто в строгом костюме и при галстуке, тут же негромко, но властно потребовавший у смуглого и сонного продавца кебаб.

– Правильно говорят, что у богатых- свои причуды,– тут же в полголоса прокомментировал Толик.

– Обычно, "причудами" у них зовётся то, что такие как мы привыкли считать долбоебизмом,– попытался сыронизировать я в ответ, но получилось грязно, грузно и глупо.

Вообще, меня уже постепенно начинал раздражать этот извечный лейтмотив голодных и обиженных прокаженных, к тому же я медленно но верно приходил в себя- томная похмельная муть в голове рассеивалась.

Двинулись дальше, уже молча.

***

На проходной, где за стойкой скучал перед бубнящим телевизором добродушный седой охранник, нас встретила тучная, шумно сопящая женщина бальзаковского возраста, в длинной юбке и белоснежной блузке, кокетливо расстегнутой так, чтобы можно было скользнуть взглядом по запрятанной в кружевной бронежилет груди, и тут же брезгливо отвести глаза.

– Ну наконец-то,– едва завидев нас и картинно всплеснув руками, заквохтала она,– а то я думаю- куда подевались, где искать… Как добрались? Как настроение? Может быть чаю? Или кофе? Кстати, есть пряники. Пока ждала вас, не выдержала, в магазин сбегала, и, представляете, таких пряников купила- прям высший сорт!

– Погода- дрянь,– выдавил я из себя с какой-то потусторонней хрипотцой, рассчитывая если не напугать словоохотливую курицу, то, хотя бы, прервать поток бессмысленной информации.

– А как вы думали? Не лето на дворе. Хотя и лето, прямо скажем, выдалось…

И пытка продолжилась. За время, пока мы поднялись в лифте на нужный этаж, миновали несколько коридоров и оказались в просторной, лишённой всякой мебели комнате, нам посчастливилось выслушать увлекательный рассказ о лете, даче, грядках, ценах на крупу, бензин и маринованную редиску, а так же о беспределе, творящемся в правительстве, о тяжёлых трудовых буднях, и, разумеется, о горячо любимых внуках.

Почувствовав, что я вот-вот совершу нечто непоправимое и уголовно наказуемое, Толик взял все в свои руки.

– Простите,– кротко прервал он порцию словесных излияний,– а не могли бы вы… Кстати, совсем вылетело из головы, как вас зовут…

– Софья Тимофеевна,– ничуть не смутившись, тут же ответила женщина.

– Простите, Софья Тимофеевна, а не могли бы вы нам в общих чертах объяснить, в чем заключается наша… Хм… Миссия?

– Ах, ну конечно,– спохватилась Софья Тимофеевна,– все очень просто, мальчики. Через час придут дети, и мы станем знакомить их с волшебным миром искусства! Правда, здорово придумано?

– Правда,– Толик улыбнулся самым очаровательным образом,– а если чуточку подробнее?

– Вначале мы ведём детей в актовый зал, где приглашенные актеры разыгрывают перед ними небольшую сказочную сценку следующего содержания: злой волшебник похитил и запер в своей темнице трёх фей, то есть три искусства- живопись, резьбу по дереву, и, собственно, музыку.

– Резьбу по дереву?– вдруг насторожился Толик.

– Ну да. Хотели сначала со скульптором договориться, но бюджет не позволил. Пришлось попросить нашего местного умельца дядю Пашу, он здесь кружок детский как раз ведёт. Резьба по дереву, это ведь тоже искусство?

– Безусловно,– подтвердил Толик.