Почти как люди

– Молчу-молчу,– Февраль примирительно поднял руки,– только ты, дружище, не унывай. И на твоей улице праздник будет. Знаешь, как у них с годами требования к мужикам меняются? В десять лет им необходим принц со сказочным дворцом, в пятнадцать- рок-звезда, в двадцать- красивый, умный, богатый парень, в двадцать пять- просто умный и богатый, в тридцать- обыкновенный хозяйственный мужик, в тридцать пять- просто мужик, уже хоть бы какой. Ну а в сорок вместо мужика уже вполне сойдёт и кот.

– Или пылесос!– подтвердил Семён.

– Так что вам, сударь, нужно выбирать тех, что за пятьдесят,– подытожил я,– чтобы не так тяжело было с пылесосом конкурировать.

Толик ещё пытался что-то доказывать, размахивал руками, тряс головой, вещал звенящим от драматизма голосом, не забывая, при этом, время от времени опрокидывать в себя рюмки водки, но его уже никто не слушал. Февраль с Семёном вполголоса обсуждали какие-то тонкие, интимные моменты супружеской жизни, Петька, разомлев, клевал носом, изредка вяло кивая своим мыслям, я же с удивлением обнаружил на столе полную бутылку коньяка, и с азартом взялся за ее изучение.

"Мужики, бегущие со свадеб, детские праздники с брёвнами, ещё какая-то ерунда…– думал я,– так ли я представлял себе жизнь, когда сидел там, на краю школьного стадиона, и смотрел, как здорово бегут мои одноклассницы? Или это Толик сидел? Да какая разница… Алкоголизм и цинизм, прикрывающие вонючую мусорную кучу комплексов, как фиговый листок прикрывает срамное место, и ещё какие-то совсем уж безумные стремления, принципы… Раньше было любопытно сесть в первый-попавшийся трамвай, и ехать на нем, получая удовольствие от самого процесса, от неизвестности, от ощущения необыкновенного приключения, организованного самим для себя из ничего. А теперь, предположим, выйду я, пошатываясь, из этого кабака, сяду в незнакомый трамвай, и что? Буду ехать, прижавшись лбом к стеклу, и все повторять: "Куда же ты? Ну куда же?". А предположим даже, что конечная у этого трамвая- край света. Самый настоящий, с которого слонов, стоящих на черепахе видно… Ну здорово же! Только ехать мне туда уже нельзя. Ещё вчера, кажется, было можно, а сегодня все, уж извините, поезд ушел. Почему? Да потому что завтра с утра на работу, а рейса "край света-работа" небесными логистами не предусмотрено".

В одиночку изучив бутылку коньяка до половины, я тронул Толика за плечо, прервав, тем самым, какой-то очередной патетический монолог.

– Слушай,– говорю,– а тут где-нибудь поблизости трамваи ходят?

– Про трамваи не знаю,– Толик пожал плечами,– зато знаю один восхитительный магазин.

– А зачем нам магазин?– не понял я,– разве отсюда нас уже гонят?

– Просто мне кажется,что это место себя уже исчерпало. К тому же, у нашего сбежавшего из-под венца спонсора явно подошли к концу финансы. А радоваться жизни за свой счёт лучше и правильнее в магазине, а не в кабаке.

***

Весь остаток дня мы провели праздно, то есть пьянствуя безо всякой меры, и уж тем более без оглядки на завтрашний день. Петька очень быстро устал, сослался на неотложные дела и ушел- отряд не заметил потери бойца, лишь Февраль туманно высказался о тепличном подрастающем поколении, не нюхавшем жизни. Машина с инструментами была брошена у самого первого чекпоинта, и далее наш отряд перемещался исключительно пешком. Вкакой-то момент, уже под вечер, мы оказались у места нашей работы, ибо, как рассудил Толик, грешно будет не поглумиться над коллегами, которым ещё работать вечерний концерт. Сказано- сделано. Больше всех глумиться понравилось Семену- беглый жених вошёл в такой раш, что не стоило большого труда надоумить его обложить трехэтажным матом инспектора оркестра, курящего у входа. Инспектор, разумеется, удивился, но, как нам показалось, не сопоставил незнакомого пьяного хулителя с нашим дружным молодецким гоготом, доносящимся из-за угла.

– Молодец!– похвалил Семена Февраль,– наш человек! А у нас ведь как? Один за всех, и все…

– И все идут за коньяком,– закончил Толик.

Неожиданно стемнело. Обойдя ещё несколько магазинов и употребив колоссальное количество огненной воды, перед нами встал серьезный вопрос, требующий осмысления- в чьем жилище довести праздник свободы до логического завершения?

– У меня жена дома,– сказал Февраль.

– У меня тоже, к тому же, несостоявшаяся,– кивнул Семён.

– У меня бабушка после операции,– икнув, сообщил Толик.

– Что ты несёшь?– попробовал протестовать я,– какая, к хренам, бабушка?!

– Не веришь?– сразу оживился Толик,– а поехали- посмотришь? Знакомься, бабуля, скажу я, это мои коллеги, так?

– А что такого?

– Да ты свою рожу видел? Бабушка-то, святая душа, думает, что я в оркестре работаю, а на тебя посмотрит, и сразу догадается.

– О чем?

– Что я на ликероводочном заводе стеклотару фасую, вот о чем! Или что граблю круглосуточные магазины! Вот тогда пульс скокнет, старое тельце не выдержит, и бабке кирдык! А за похороны ты, что ли, платить будешь?

В общем, поехали ко мне. Во дворе на лавке сделали привал, отправив Толика в магазин, закурили.

– Слушай, а чего тебе жена не звонит?– поинтересовался Февраль.