Почти как люди

– Если вы настаиваете, назовем это так. Однако, чтобы вы не слишком фарисействовали, считаю своим долгом напомнить, что в вернулись сейчас сюда с твердым намерением вылить в раковину какую– нибудь кислоту.

– Не спорю, – согласился я, – но теперь мне ясно, что это ничего б не дало.

– Вполне возможно, – сказал Этвуд, – что вы бы меня уничтожили – если не полностью, то по крайней мере большую часть моей персоны. Я ведь сидел в канализационной трубе.

– Я бы избавился от вас, – сказал я. – Но не от остальных.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Уничтожишь вас, а ваше место займет другой Этвуд. Стоит только вам захотеть, и в любой момент может появиться другой Этвуд. Честно говоря, я не вижу смысла в бесконечном уничтожении Этвудов, если на случай необходимости у вас всегда есть под рукой запасной.

– Право, не знаю, – задумчиво проговорил Этвуд. – Никак не постигну вашу породу. В вас, людях, есть нечто не поддающееся определению и, по-моему, совершенно бессмысленное. Вы устанавливаете для себя правила поведения, кропотливо разрабатываете модели своих убогих социальных систем, но вы не систематизируете самих себя. В какой– то момент вы можете проявить поразительную глупость, а в следующую секунду блеснуть гениальным умом. И самый страшный ваш порок, самое в вас ужасное – это молчаливая, прочно въевшаяся в вас вера в судьбу. Не в чью-нибудь судьбу, а именно в вашу. Даже думать об этом и то противно.

– А вот вы – вы бы не затаили на меня зла, облей я вас кислотой, – заметил я.

– Отчасти вы правы, – согласился Этвуд.

– В том-то и разница, – сказал я, – та разница, которую вам не мешает принять во внимание. Я ненавижу вас – или вам подобных – за попытку убить меня. И в той же степени, а может, даже сильнее, я ненавижу вас за то, что вы убили моего друга.

– Докажите это, – вызывающим тоном потребовал Этвуд.

– Что значит докажите?

– Докажите, что я убил вашего друга. Насколько я понимаю, это истинно человеческий подход к такого рода вопросам. Вам удается безнаказанно совершать любые преступления, если никто не докажет, что это ваша работа. Кроме того, мистер Грейвс, вы смешиваете различные точки зрения. А они ведь меняются в зависимости от условий.

– Иными словами, есть места, где убийство не считается преступлением?

– Вот именно, – подтвердил Этвуд.

Судорожно мигало пламя спиртовки, и по комнате метались изменчивые тени. Я вдруг подумал, как обыденно и банально выглядит каша беседа – мы двое, обитатели разных планет и продукты совершенно несходных цивилизаций, разговариваем друг с другом так, словно оба м люди. Возможно, это и так, потому что то, другое существо, кем бы оно ни было, приняло облик человека и усвоило человеческую речь, поступки и до некоторой степени даже человеческие взгляды. Интересно, подумал я, возникла бы подобная атмосфера, если б с нами разговаривал лежащий на табурете кегельный шар – как, скажем, беседовал с нами Пес, не двигая по– человечьи губами? И могло бы существо, которое пусть на краткий период, но все-таки стало Этвудом, рассуждать так легко и свободно, если б оно не впитало в себя колоссальное количество сведений – хотя бы самых поверхностных – о Земле и человеке?

Мне захотелось узнать, как долго находятся на Земле эти пришельцы и сколько их здесь. Быть может, долгие годы они не только терпеливо набирались заданий, но одновременно проникались самим духом Земли и человека, изучая социальные структуры, экономические системы и организацию финансов. Я прикинул, что на это, должно быть, потребовалось немало времени, потому что с самого начала им наверняка пришлось заниматься не одним только сбором самой информации: углубившись в лабиринт наших законов о собственности, наших правовых систем и коммерческих операций, они, вероятно, столкнулись с факторами не просто незнакомыми, а совершенно им чуждыми.

Джой схватила меня за руку.

– Пойдем отсюда, – сказала она. – Мне что-то не нравится этот тип.

– Мисс Кейн, – проговорил Этвуд, – мы вполне допускаем, что в можете испытывать к нам неприязнь. Сказать по правде, мы не придаем этому никакого значения.

– Сегодня утром я говорила с одной семьей – эти люди от отчаяния потеряли голову, – сказала Джой. – И все из-за того, что им негде жить. А вечером мне встретилась другая семья, которую выбросили на улицу, потому что глава семьи остался без работы.

– Такого рода события происходили на протяжении всей вашей истории, – изрек Этвуд. – И вы меня не переубедите. Я читал труды по вашей истории. В положении, которое мы создали, нет ничего нового. Напротив, для вас, людей, оно очень и очень старо. Поверьте, м действовали честно, свято чтили букву закона.

На миг мне показалось, что мы, все трое, играем старинную комедию нравов, в которой, чтобы ярче оттенить заложенную в пьесе идею, чудовищно преувеличены основные пороки человечества.