После скромного ужина состоявшего из овощной похлёбки и хлеба — кулинарным искусством Гудула так и не овладела — хозяйка попросила гостя развлечь её балладой. Гильом не мог отказать. Ведь недаром он принёс с собой лиру. Откашлявшись, он дотронулся до струн и заиграл печальную испанскую мелодию. Два раза он пытался запеть, и каждый раз голос его срывался после нескольких тактов. К нему на помощь пришла Эсмеральда. Не вставая из кресла она сомкнула ладони на груди и запела.
Un cofre de gran riqueza
Hallaron dentro un pilar,
Dentro del, nuevas banderas
Con figuras de espantar.*
Внутри колонны
Нашли богатый ларь,
В котором лежали новые знамёна
С ужасными изображениями.
Землистое лицо гостя просияло. Выражение, которое она придавала словам, исторгало у Гильома слёзы.
Alarabes de cavallo
Sin poderse menear,
Con espadas, y los cuellos,
Ballestas de buen echar,
Арабы верхом на конях
Неподвижные, с мечами
И самострелы перекинуты
У них через плечо.
— Откуда Вам известны слова этой песни? — спросил он, когда девушка допела.
— Нахваталась от своих друзей, — ответила Гудула за дочь. — Вот почему ей здесь скучно. Провинциальные ребята не сравнятся с парижской шпаной. Там одни школяры чего стоят! Ты бы видел, что они вытворяли на праздник шутов. Табунами проносились перед моим… моим окном. А два года назад им пришло в голову короновать папу шутов. Выбрали какого-то горбатого урода, а вот эта красавица плясала перед ним с голыми плечами. За ней увивались не только школяры и солдафоны, но и добрая часть парижского духовенства. Какой-то поп втрескался в неё. И как ей в Реймсе жить после такого веселья?
Эсмеральда была до такой степени ошарашена словами матери, что не могла подобрать слов в собственную защиту.
Гильом не совсем понимал, о чём шла речь, и в то же время боялся задать лишний вопрос. Артистичность сочеталась в нём с робостью.
— Так что … что же всё-таки случилось? — спросил он.
— Как видишь, цыганки не сожрали мою дочь. Они вернули её мне. Поигрались с ней, научили её песням да пляскам и вернули. Видно, она их извела своим упрямством. Эта история, Гильом, для твоих ушей. Смотри, не болтай соседям. Они всё равно ничего не помнят. Пусть и дальше будет так. И не называй меня былым именем на людях.
Гильом нарисовал крестик на губах в знак молчания.
— Хорошо, что Бог всё уладил, — сказал он. — Добавить нечего. Ведь я тоже молился. Ох, как молился! Ты мне не веришь? Но это так. Все эти годы я думал о тебе… о нас.
— Как поздно, — ахнула Гудула, глянув на часы. — Четверть восьмого. Ты, доченька, наверняка устала. Весь день на ногах. Пора на покой, милая. Ступай, ступай. А мы с Гильомом… поговорим.
Она буквально вытолкала дочь в соседнюю комнату. Девушка и не противилась. Хоть сам Гильом и не вызывал у неё неприязни, ей не очень нравилось кем мать становилась в его обществе.
Разговор Гудулы с её другом состоял преимущественно из вздохов и стонов, которые Эсмеральда не могла заглушить, даже спрятав голову под подушку. Она твердила себе, что эти звуки не должны были её смущать. Ведь за годы, проведённые в таборе, она столько раз она становилась невольной свидетельницей подобных сцен. Так почему у неё пробегал мороз по коже, когда за стеной скрипела кровать?
На следующее утро Эсмеральда старалась не глядеть матери в глаза. Гость к тому времени ушёл, оставив шейный платок и лиру. Быть может, он собирался вернуться в ближайшем будущем? Гудулу не слишком тревожило подавленное состояние дочери.
— Гильом просит моей руки, — сообщила она, разглаживая складки на юбке. — Пусть с небольшой задержкой.
Услышав новость, Эсмеральда чуть не выронила крынку с молоком.
— Матушка, родная, ты что задумала? Ты его почти не знаешь.
— Я знаю его двадцать с лишним лет. Если бы я вышла за него замуж, когда Людовик Одиннадцатый взошёл на престол, всех этих бед не приключилось бы. У нас был бы полон дом ребятишек. Гильом не звал меня, потому что робел. Я по глупости, по жадности своей гуляла с Анри де Трианкуром, королевским форейтором, а потом с городским глашатаем, Шиаром де Болионом. А кто приносил мне поленья, когда остальные дружки отвернулись от меня? Кто отдал мне своё последнее одеяло, когда ты родилась? Если бы не он, ты бы замёрзла в первую же зиму. Не криви нос. Гильом Расин — твой отец.
— Мой отец, — пролепетала девушка сокрушённо.
— Да, да, каждой девочке нужен отец. А хорошенькой девочке, тем более. Мой отец умер рано, и смотри что из меня выросло. Некому было отогнать от меня беспардонных разгильдяев. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки, Агнесса.
— Но откуда ты знаешь, что именно Гильом… Ведь ты не можешь быть полностью уверена?