Почти каменный (СИ)

— Я знала, — прошептала девушка, подтянув простыню к подбородку. — Я догадывалась, достаточно давно. Быть может, мы обе ошибаемся. Но так… так не может быть, чтобы два человека вместе ошибались. Всё… всё не так как мне представлялось.

— Всё так, как должно быть, как задумал Господь. Даже если ты не та, за которую я тебя принимаю… Я готова взять тебя с собой в Реймс. Мне не важно кто ты, сиротка, цыганка, колдунья, монашка ли. Столько много времени было утеряно, столько слёз пролито. Мне не важно кого ты раньше называла матерью. Отныне ты моя. Если, конечно, сама этого захочешь. Не силой же тебя тащить.

Некоторые время девушка комкала простыню.

— Что люди скажут?

— Вот идут две женщины. Одна из них мать, другая дочь. Ну и пусть себе идут. Меня на родине наверняка уже забыли. Мало кого осталось в живых из бывших знакомых. Это не тот Реймс, что я покинула пятнадцать лет назад. Признаюсь, мне боязно возвращаться туда одной.

========== Глава 12. Город королей ==========

Комментарий к Глава 12. Город королей

Гильом Расин - персонаж из канона, менестрель-рылейщик, один из любовников Пакетты. Надеюсь, читатели простят мне эту вольность. Хотелось мне развить его персонаж, особенно в таком деликатном контексте.

Реймс, май 1484 — коронация Карла Восьмого

Гильом Расин ненавидел подобные празднества, потому что они напоминали ему о поражениях и потерях его молодости. Как никогда ему хотелось закрыться в своей хижине на набережной, он не мог себе этого позволить. Именно в эту неделю у него был шанс заработать приличные деньги, так как городу требовались услуги фонарщика. Гильом не всю жизнь зарабатывал на хлеб тем, что зажигал фонари. Когда-то он был менестрелем и играл на лире. Во время коронации Людовика Одиннадцатого в 1461 году Гильом был самым видным, самым возлюбленным публикой певцом. Он выделялся из толпы других менестрелей своей необычайной дикой красотой. Что-то в нём было чужеземное, да и мелодии, которые он исполнял, не звучали на французский лад. Поговаривали, что в его жилах текла кровь египтянина или мавра и звали его вовсе не Гильом, а было у него какое-то заморское имя, которое никто не мог выговорить. Юноша не подкармливал и не опровергал сплетни. Ему было даже на руку, что за его спиной судачили восторженными шёпотом.

Увы, успех его был недолговечен. Однажды тяжело переболев зимой, он потерял свой дивный голос. Оказалось, что одних чёрных кудрей, блестящих глаз и изящных смуглых рук было недостаточно чтобы продолжать увеселять публику. Чтобы не умереть с голоду, ему пришлось освоить новое ремесло. Колёсная лира, его бывшая спутница, стояла в углу у потухшего камина. Иногда он доставал её и перебирал струны, каждый раз сопротивляясь желанию швырнуть инструмент в огонь.

Так дожил он до сорока с лишним лет, чудом не спившись, хотя все знакомые пророчили ему участь пьяницы. Все считали, что он закончит свою жизнь где-нибудь под мостом, захлебнувшись собственной блевотиной. Этим предсказаниям было не суждено сбыться. Гильом исправно выполнял свою нелюбимую работу. Даже по праздникам он оставался трезв и угрюм. Быть может, ему удалось удержать бутылку на расстоянии потому, что у него не было жены. Семейное счастье несомненно привело бы его в кабак. Свой плотский голод он удовлетворял скрыто и осмотрительно в объятиях женщин, с которыми было не принято выходить на люди. Свободные девушки Реймса давно поняли, что смотреть в его сторону было бесполезно.

Вот почему он не поверил своим ушам, когда однажды вечером, несколько дней после коронации, когда весь город отходил от похмелья, какая-то горожанка поздоровалась с ним на углу моста Тенке.

— Здравствуй, Гильом, — сказала она ему, точно старому знакомому.

Фонарщик вздрогнул и чуть не выронил факел. К нему давно никто не обращался. Его хижину на улице Великой Скорби обходили стороной.

Подняв факел, он постарался получше разглядеть незнакомку. На вид ей было от тридцати пяти до сорока, но в её ужимках проскальзывала подростковая игривость. Удивительно, она ходила по улице без головного убора. Седеющие волосы были изящно заплетены в косы. В руках она держала корзину, наполненную материей, кружевом и тесьмой.

— Сударыня, — пробормотал он. — Мы знакомы?

— Гильом, Гильом, — подразнила она нараспев. — Я уже почти два года живу на Сушильной улице. Мы соседи. И ты со мной ни разу не поздоровался. Угрюм как сыч. Вот почему ты один в такой праздник.

— Чужой праздник, — буркнул Гильом.

— Может и король чужой? Глупец ты. Спесивый глупец, — перед тем, как продолжить путь, незнакомка метнула ему взгляд через плечо. — Послушай. Приходи ко мне завтра в гости вечером. Мы с дочкой давно никого не принимали.

Качнув узкими бёдрами, незнакомка продолжала свой путь. Гильом Расин продолжал стоять на обочине с отвисшей челюстью. Ведь он не ослышался? Его только что пригласили в гости.