Почти каменный (СИ)

Частично рассеяв страхи юной Агнессы, настоятельница переключилась на другую гостью, которая только что прибыла из Парижа. Эта женщина, которая назвалась Гудулой, была ровесницей Катрин, но выглядела измождённой старухой. Пятнадцать лет, которые она провела в заточении в Роландовой башне, иссушили её тело. Без рыданий и заламываний рук, она поведала о том, что у неё была внебрачная дочь, которую она потеряла, что и послужило причиной заточения. За последние пару лет тот квартал Парижа стал особенно шумным и беспокойным. Крысиная нора казалась ей не самым подходящим местом для размышлений и молитвы. Вот почему Гудула решила перебраться в монастырь.

Выслушав её историю, которая чем-то напоминала её собственную, Катрин прониклась участием к вретишнице. К тому же, новоприбывшая производила впечатление ревностной католички. Она знала все обряды, все молитвы, все религиозные праздники.

— Я могу неплохо шить, — добавила Гудула не без гордости. — Когда-то я даже зарабатывала этим на хлеб. Если вам нужно чинить одежду или постельное бельё, мои руки к вашим услугам. Они ещё не разучились держать иголку. А ещё я люблю ухаживать за растениями. У нас в Реймсе, откуда я родом, был чудесный яблоневый сад. А ещё я не совсем не боюсь пчёл. Если у вас есть улей, я с радостью буду доставать из него соты. Как видите, я вся к вашим услугам.

***

Эсмеральда собирала первую клубнику в монастырском саду. Контакт пальцев с холодной землёй дарил ей некое успокоение. Шелест травы за спиной заставил её обернуться. В нескольких шагах от неё стояла высокая, худощавая женщина. Задрожав, девушка раздавила ягоду в кулаке; она узнала вретишницу, которая столько раз осыпала её проклятиями. Сомнений быть не могло. Эти седые брови и этот рубец на лбу от бесконечных биений об каменный пол. Голодная тигрица вырвалась на волю. Бешеная собака сорвалась с цепи. Неужели Эсмеральдe не суждено оставить свои злоключения в Париже? Призрак затворницы настиг её даже за стенами монастыря. Случись это на городской улице, Эсмеральда обратилась бы в бегство. К своему удивлению, она поднялась на ноги и довольно твёрдой походкой приблизилась к новоприбывшей.

— Сударыня, Вы смотрите на меня так, будто я вам кого-то напоминаю. Надеюсь, кого-то близкого и любимого.

— Нет. Мне померещилось, — голос её звучал грустно и устало, без капли злобы. Было время, когда её лексикон не состоял из проклятий. — Будем знакомы. Меня зовут сестра Гудула.

— А меня сестра Агнесса.

Бледные губы бывшей затворницы дрогнули.

— У меня была малютка по имени Ангесса.

— Нас много. Такое обыкновенное имя.

— Моя дочь не была обыкновенной. Она и привела меня сюда, долгой дорогой через Париж. А у тебя есть родня?

Эсмеральда притворилась, что не расслышала вопроса.

— Говорят, здесь растёт самая яркая и душистая лаванда. Настоятельница послала меня нарвать ей корзинку. Идёмте. Я покажу вам сад.

========== Глава 11. Башмачки ==========

Комментарий к Глава 11. Башмачки

Да простят меня фанаты канона. Меня всегда смущала сцена воссоединения матери и дочери, а именно этот резкий перепад от истеричной ненависти до истеричной любви. Мне казалось, такую новость принимают очень осторожно. Нечто подобное я пережила, когда со мной на связь вышла внебрачная дочь моего биологического отца. Интересно, что ОНА чувстовала, вступив в контакт с биологическим батей.

Прошло лето 1482 года. Катрин Линье начинала думать, что это последнее лето её жизни. Ей не становилось лучше. Болезнь только усугублялась. Она всё больше времени проводила за закрытыми дверями, а это значило, что её послушницы были предоставлены самим себе. Её несколько утешало то, что две новоприбывшие, о которых она больше всего беспокоилась, сдружились, насколько это было возможно. Катрин наблюдала за ними из окошка своей кельи. Они много времени проводили в саду, трудясь бок о бок, почти не глядя друг на друга. Настоятельница могла только догадываться, о чём они говорили, — если они говорили вообще. Иногда они казались ей двумя птицами, которые клевали зерно из одной кормушки. Потом боль в груди напоминала ей о недуге и заставляла отойти от окна и вернуться на своё узкое ложе. Тем не менее, она проигрывала в голове воображаемый диалог двух женщин. Ей хотелось верить, что они говорили о Боге, что бывшая затворница учила молоденькую дикарку катехизису. Увы, её фантазии не совпадали с действительностью.

— Совестно мне, Агнесса, — сказала Гудула однажды вечером, когда они собирали яблоки. — Совестно жить на монастырских хлебах, вводить настоятельницу в заблуждение, морочить голову святой женщине. Какая из меня монахиня?

— Зато Вы хорошая швея, — отвечала Эсмеральда. — Починили всю одежду сёстрам, всё постельное бельё, даже праздничную скатерть.

— Мне здесь больше нечего делать.

— Что значит нечего? Остались ещё портьеры в кабинете.

— Чёрт с ними, с портьерами. Отвыкла я от людей, Агнесса. Не по себе мне среди богомолиц. Думаю вернуться на родину.

— У вас есть родина?

— Да, в Реймсе, городе королей. Ты там была когда-нибудь?

— Увы, нет.