Почти луна

Когда я повернулась на бок, последние остатки Хеймиша покинули меня. Я чувствовала себя исчерпанной, странно цельной и готовой ко сну. Вчера я должна была взойти на помост и принять нужную позу. Уже четвертую неделю продолжалось мое позирование на уроках Таннера Хаку — рисунке с натуры. До вчерашнего дня я упражнялась с небольшими гирями перед зеркалом и еще усерднее занималась йогой, чтобы мышцы бугрились под кожей. Я знала, что именно этого хочет Хаку, а выполнение пожеланий преподавателя — основа работы модели. Не только принимать позу, но и знать, какого именно количества телесности от тебя ждут. Натали в этом семестре, как обычно, поедала сливочный сыр и рогалики, поскольку преподаватель, к которому она была приписана на постоянной основе, косил под Лусиана Фрейда.[24] Ему нужны были валики жира, волосы на теле и добрый кусок рубцеватой или покрытой сыпью кожи.

— Плюхайся! — командовал он.

Это я уговорила Натали позировать. Поначалу она сопротивлялась, стеснялась своего тела, но со временем начала работать на полставки у казначея и сейчас гармонично совмещала два занятия.

Я заставила себя встать с земли, подобрать туфли и сумочку, найти ключи, к которым был прикреплен надежный фонарик. Он, как и сотовый телефон, был подарком, на который меня вдохновила мать. Я часто ходила по магазинам, как сержант, вооружающий батальон. Нам с матерью нужны сотовые телефоны. Нам с матерью нужны брелки-фонарики. Нам с матерью нужны новые чайники из нержавеющей стали, пуховые подушки, полотняные чехлы с пропиткой «Скотчгард».[25] Если. То.

Если мы обе обзаведемся иксом, то все будет наготове, надежно и правильно. Вставив ключ в замочную скважину, я увидела собственную эпитафию: «ОНА ПРОЖИЛА ЧЬЮ-ТО ЧУЖУЮ ЖИЗНЬ».

Много лет назад, когда необходимость заботиться о матери легла на меня тяжким бременем, я начала выкидывать из дома мелкие предметы. Возможно, поэтому я не стала бы винить миссис Касл, укради она и в самом деле миску «Пиджин-Фодж». В некотором смысле, после всего, что она сделала, мне не раз хотелось открыть шкатулку матери с драгоценностями и сказать: «Прошу вас, не стесняйтесь». К сожалению, юный Мэнни с презервативами меня опередил, но сей факт я успешно ото всех скрывала.

Куртка соскользнула с моих плеч и упала на вымощенный плитками пол. В противоположность матери я всегда держала открытым по меньшей мере одно окно, даже когда холодало. Мне нравилось ощущение постоянного притока свежего воздуха в комнаты. В стеллаже гостиной между Вивиан Горник[26] и Вирджинией Вулф (я расставляла писателей по имени, в алфавитном порядке) я высмотрела сегодняшний предмет: плачущего деревянного Будду. Подарок Эмили.

Словно замышляя преступление, я брала предмет — пресс-папье, композицию из сухих цветов, маленькую камею прапрабабушки — и «случайно» выкидывала его, когда вывозили мусор. Выбор вещи никогда не планировался заранее. Повинуясь порыву, я ощущала потребность схватить кусок газеты или старую тряпку и накрыть что-то на полке, точно фокусник. Затем я быстро шла на обочину и выбрасывала это в единственный древний бак, который ждал приезда мусоровоза. Мной овладевала легкость. Одним камнем меньше на шее.

Я смотрела на плачущего Будду размером с кулак, вырезанного из шишковатого дерева. Это будет первый мой собственный предмет, который я выкину, — подарок моего ребенка. Но меня остановила мысль о Мэнни.

Уже коснувшись Будды пальцами, я оставила его стоять на полке.

Поднялась в свою спальню, стараясь не думать о Мэнни, который трахался в одной из комнат маминого дома, пока она, скорее всего, сидела внизу в своем кресле в гостиной. Что я задолжала ему кроме чаевых, значительно превосходивших все, что мать платила ему?

Я включила прикроватную лампу. Что я читала, пока не начался этот день? Эмили прислала новый перевод «Дао дэ цзин».[27] Держать тоненький томик было приятно, но, когда я попыталась вникнуть в текст, мне показалось, что все буквы превратились в иксы. Я не рыба, и не дверь, и не тростник и никогда ими не буду. Я — зловонное человеческое существо в духе Лусиана Фрейда.

Над туалетным столиком висел ранний рисунок, который Джейк выполнил с меня. В основу он положил фотографию Карис Уилсон, сделанную Эдвардом Уэстоном[28] еще до того, как она стала его женой. Я сидела в неудобной позе на одном из кухонных стульев из металла и винила, взятом из нашего дома в Висконсине. На мне была детская скаутская шапочка, которую Джейк нарисовал похожей на спортивный берет Карис, лифчик и короткая сорочка. Если вытянуть ноги, она задиралась до самых бедер. Складки сорочки скрывали тело, но рисунок таил приглашение. На нем я переставала быть умненькой студенткой в классных комнатах преподавателей и становилась пинап-красоткой в факультетской галерее при университетской библиотеке.