Почти мужчина. После наводнения

Дэв не спал в эту ночь. Он был рад, что так легко отделался, но обида не проходила. Его что-то словно обжигало, когда он вспоминал, как они смеялись. Он ворочался в постели, и подушка казалась ему жесткой. А отец еще говорит, что отлупит его.

…Он вспомнил прежние порки, и по спине у него прошла дрожь. Нет уж, нет, больше я ему ни за что не дамся… Ну их всех к черту! Ни от кого он ничего хорошего не видел. Только и знал одну работу. Я для них все равно что мул… Да еще колотят… Он скрипнул зубами. И мать на меня наябедничала.

Ну что ж, если надо, он отнесет старику Гоукинсу эти два доллара. Только это значит продать пистолет. А ему хочется его оставить себе. Пятьдесят долларов за дохлого мула!

Он заворочался, вспоминая выстрел из пистолета. Ему не терпелось выстрелить еще раз. Если другие могут стрелять, то и я могу, черт возьми! Он прислушался. Может, все уже уснули… В доме не было ни звука. Он услышал тихое дыхание брата. Да, теперь! Он пойдет в лес, отыщет пистолет и посмотрит, умеет ли он стрелять! Дэв слез с кровати и натянул комбинезон.

Луна ярко светила. Он бежал почти всю дорогу до опушки леса. Не один раз он споткнулся, разыскивая то место, где закопал пистолет. Ага, вот где. Как голодная собака, отрывшая кость, он вцепился в пистолет. Надув черные щеки, он сдул землю со ствола и курка. Потом посмотрел в барабан; четыре патрона были еще целы. Он огляделся по сторонам: поля были полны тишины и лунного света. Он крепко, изо всех сил стиснул пистолет в руке. Но когда пришлось нажать собачку, он зажмурил глаза и отвернулся. Нет, нельзя так стрелять с закрытыми глазами и отвернувшись. Сделав над собой усилие, он раскрыл глаза, потом нажал. Бууум! Он улыбнулся. Буум! Бум! Щелк, щелк! Вот и барабан пустой! Если кто умеет стрелять из пистолета, так это именно он, Дэв. Он опустил пистолет в карман и пошел через поле. Дойдя до вершины холма, он остановился и гордо выпрямился в лунном свете, глядя на большой белый дом Джима Гоукинса и чувствуя, как пистолет оттягивает ему карман. Ну, если б у меня была еще хоть одна пуля, я бы выстрелил в этот дом. Попугал бы немножко старика Гоукинса… Пусть знает, что за человек Дэв Сэндерс.

Налево дорога делала поворот к полотну Иллинойской центральной железной дороги. Он вскинул голову, прислушиваясь. Издалека донеслось едва слышное ууф-уф, ууф-уф, ууф-уф… Это номер восьмой. Он бросил быстрый взгляд на белый дом Джима Гоукинса. Он думал об отце, о матери, о младшем братишке и товарищах. Он думал о мертвом муле и слышал ууф-уф, ууф-уф, ууф-уф… Он стоял неподвижно. Два доллара в месяц. А ну-ка, сообразим… На это, значит, уйдет года два. Здорово! Да будь я проклят.

Он спустился по дороге вниз, к полотну. Ага, вот идет поезд. Он стал у полотна и весь подобрался. Вот он огибает поворот… Ну же, ползи скорее! Скорей! Он положил руку на пистолет, внутри у него что-то задрожало. Потом поезд прогрохотал мимо, серые и коричневые вагоны постукивали и позвякивали. Он крепко сжал пистолет, потом выдернул руку из кармана. Ну, Биллу этого не сделать! Ни за что… Вагоны скользили мимо, сталь скрежетала о сталь. «Сегодня я на тебе прокачусь, с помощью божьей». Все его тело пылало как в огне. Он колебался только секунду, потом, ухватившись, подтянулся кверху, влез на крышу и лег плашмя. Он пощупал карман; пистолет был все еще там. Впереди рельсы поблескивали в лунном свете и тянулись длинной полосой куда-то вдаль, туда, где он сможет стать человеком…

ПОСЛЕ НАВОДНЕНИЯ Перевод И. Багрова

После наводнения у бедняков, живущих у реки, часто не остается ни кола ни двора, приходится все начинать заново.

Вода наконец сошла. По полю, увязая в грязи, шли трое негров — отец, мать, дочка, за ними на короткой веревке плелась изможденная корова. Вот они остановились на пригорке, переложили с плеча на плечо узлы с пожитками. До самого горизонта тянулись поля под толстым слоем ила. Девочка показала тоненьким пальчиком на залепленную грязью лачугу:

— Глянь, пап! Это ведь наш дом?

— Угу. — Мужчина в старом синем комбинезоне стоял, сгорбившись, на лице его застыла растерянность.

Все трое молчали, точно окаменев. Во время наводнения вода в долине поднималась футов на восемь, и сейчас все деревья, кусты, трава были желтые от глины. На земле запеклась корка, местами по ней паутиной побежали трещины. Над голыми полями гулял весенний ветер. Все казалось новым, незнакомым, как в день сотворения мира.

— Курятник снесло, — вздохнула женщина.

— Хлев тоже, — сказал мужчина.

Но горечи в их словах не слышалось.

— Куры, поди, все утонули.

— Угу.

— И дом мисс Флоры снесло, — сказала девочка.

На соседском дворе уцелели только деревья, дома будто и не бывало.

— О господи!

— Сами-то они где?

— Кто ж их знает.

Мужчина спустился с пригорка и в нерешительности остановился.

— Тут где-то дорога проходила.

Но сейчас никакой дороги не было, лишь застывшая рябь желтого ила.