Почти нормальная семья

Мю Сенневаль глянула мне в глаза. Взгляд ее был полон сострадания.

– Стелла приходила сюда далеко не в первый раз.

22

Когда девочкам было по четырнадцать лет, Амина разыскала меня в моем кабинете в приходе. Она стояла в дверях, вся дрожа, – вид у нее был такой, словно мир вот-вот рухнет и поглотит ее.

– Пастор обязан хранить тайну?

Едва она произнесла эти слова, как я понял, что все должно измениться. В ее испуганных глазах лани словно бы лежала на весах вся наша жизнь.

Все детство Амина и Стелла были неразлучны. Временами Стелла проводила у семьи Бежич не меньше времени, чем дома с нами. У Амины тоже не было ни братика, ни сестрички, и, хотя мы никогда не обсуждали это с Дино и Александрой, мы с Ульрикой подозревали, что Александре, как и Ульрике, не удалось забеременеть во второй раз.

– Что произошло? – спросил я, положив руку на плечо Амины.

– Ты ведь обязан хранить тайну? – снова спросила она. – То, что я тебе скажу, ты не имеешь права никому рассказывать?

– Все зависит от того, что именно ты собираешься мне доверить.

Я попросил ее сесть, налил ей апельсинового сока и угостил печеньем. Прежде чем перейти к делу, мы поговорили обо всем на свете – как у нее дела в школе, о подружках и гандболе, о ее мечтах и планах. Потом она сообщила, что речь идет о Стелле.

Я выждал два дня, но потом все же вынужден был заговорить об этом с Ульрикой.

– Наркотики?

Моя жена уставилась на меня недобрым взглядом. Казалось, она ждет, что я возьму назад свои слова – скажу, что это была шутка.

– Так утверждает Амина.

– С какой стати Амине рассказывать тебе нечто подобное?

Она не хотела во все это верить.

– Думаю, она боится, – ответил я.

В последующие дни Ульрика поставила всех на голову. Она связалась с директором школы и школьной медсестрой, которая организовала анализ крови на содержание наркотиков.

– Вы не сможете меня заставить, черт подери! – кричала Стелла, пытаясь вырваться из наших рук у поликлиники.

– Очень даже можем, – отвечала Ульрика. – Ты несовершеннолетняя.

Народ с любопытством косился на нас, когда Стелла продолжала громко возмущаться и в холле. Я изо всех сил пытался успокоить ее, но потом ситуация стала настолько невыносимой, что мне пришлось втащить Стеллу в лабораторию и пояснить, что мы не можем больше ждать. Ульрика крепко держала Стеллу за руку, когда медсестра вводила ей в вену иглу.

Несколько дней спустя мы получили ответ по телефону. В крови у Стеллы обнаружили следы марихуаны.

– Почему? – раз за разом повторяла Ульрика. – Почему?

Мы со Стеллой сидели за кухонным столом, а она кругами ходила вокруг нас. Я чувствовал себя адвокатом.

– Потому что в жизни ничего не происходит, – ответила Стелла.

Вскоре это стало у нее стандартным ответом.

Ульрика, вся дрожа, смотрела на нее, стиснув кулак у бедра.

– Наркотики, Стелла! Это наркотики!

– Всего лишь травка. Я просто хотела попробовать.

– Попробовать?

– От этого поднимается настроение. Как у тебя от твоего вина.

Ульрика шарахнула кулаком по столу с такой силой, что стаканы подпрыгнули. Стелла вскочила и выпалила поток боснийских ругательств, которым научилась дома у Дино.

Когда в тот вечер я пришел в спальню, Ульрика лежала, отвернувшись лицом к стене.

– Дорогая… – проговорил я, осторожно погладив ее по спине.

Она лишь всхлипнула.

– Все уладится, – сказал я. – Мы вместе. Вдвоем мы все одолеем.

Она перекатилась на спину, уставилась в потолок:

– Это моя вина. Я слишком много работаю.

– Ничьей вины тут нет.

– Мы должны обратиться за помощью. Завтра же позвоню в отделение детской психиатрии.

– Что о нас подумают? – спросил я.

Однажды вечером на той же неделе, возвращаясь домой, я заметил Амину. Издалека узнав розовую куртку с белой оторочкой на капюшоне, я отпустил руль, чтобы помахать ей, но Амина не ответила на мое приветствие. Замедлив шаги, она в конце концов остановилась у большого электрического щита, и я понял: тут что-то не так.

Пока я приближался к ней, ее лицо становилось все более мрачным. До последнего я надеялся, что ошибся. Амина поднесла руку к щеке в тщетных попытках скрыть свою реакцию; я затормозил и наклонился вперед через раму велосипеда.

– Амина, дорогая, что случилось?

Она отвернулась.

– Ничего, – проговорила она, удаляясь от меня. – Я думала, пасторы обязаны хранить тайну.

Через две недели мы пришли на прием в отделение детской и подростковой психиатрии. К этому моменту мы уже побывали на совещании в школе – с участием директора, социального педагога, медсестры и школьного психолога. Я чувствовал себя самым бездарным родителем на свете.

Психотерапевт носил подкрученные вверх усики – настолько длинные, что они завивались на концах. Трудно было смотреть на что-то другое.

– Всегда говорю, что проблемы подросткового возраста идут из семьи, – заявил он и подался вперед, склонившись над низким круглым столом так, что его ожерелье из черного бисера заплясало в воздухе.

Как только Ульрика или я пытались изложить наш взгляд на ситуацию, он прерывал нас, поднимая ладонь.

– Мы должны смотреть на ситуацию глазами Стеллы. Что ты чувствуешь?

Стелла смотрела на свои ноги:

– Да мне плевать.