Почти нормальная семья

Я протянул к ней руку, но она повернулась спиной, замкнувшись в своих переживаниях.

– У вас со Стеллой всегда были прекрасные отношения, – продолжал я. – В последнее время…

Она покачала головой:

– Чего-то всегда не хватало.

– Возможно, так и должно быть, – ответил я, сам не до конца понимая, что имею в виду.

Я долго ворочался, пока наконец не забылся беспокойным, прерывистым сном. То и дело я просыпался с болью во всем теле, недоумевал, где нахожусь, и пытался разобраться, что же реально, а что – лишь видения из моих полубредовых сновидений.

Ульрика полулежала рядом, посапывая во сне, ее веки подрагивали. На рассвете я перебрался поближе к ней, чтобы ощущать во сне ее присутствие.

Когда я проснулся в очередной раз, ее не было. Я поспешил в кухню. Утренние лучи заливали молчаливый дом. Взбежав по лестнице, я рванул дверь спальни. Кровать была пуста. В следующее мгновение я услышал ее шаги в комнате Стеллы.

– Пришли результаты из лаборатории. Сегодня будет новое заседание суда по избранию меры пресечения.

Она стояла в дверях с поникшими плечами и черными кругами под глазами.

– Что это означает?

– Человек может быть арестован на основании мотивированных подозрений или на основании правдоподобных подозрений. Мне кажется, разница очевидная. Для задержания на время следствия, когда человека подозревают в совершении преступления, требуется не много, но, чтобы задержать человека как обоснованно подозреваемого, требуются серьезные доказательства.

Слова звенели у меня в голове.

– По словам прокурора, у суда появились более веские доказательства против Стеллы.

Более веские? Сердце отчаянно забилось в груди.

– Что они нашли?

24

Мы с Ульрикой никогда не обсуждали то чувство вины и стыда, которое испытываешь, когда твою дочь поймали за употреблением наркотиков. Мы молча переносили встречи на отделении детской и подростковой психиатрии, давали себе клятвы и зароки на будущее и доказывали всем, кто желал, а также всем, кто не желал слушать, что благо нашего ребенка для нас превыше всего, словно всерьез думали, что это отличает нас от всех других родителей.

В ту осень Ульрика перешла на неполную ставку. Стала больше бывать дома, хотя работы у нее не убавилось.

Однажды ночью я проснулся и услышал, как она стучит по клавиатуре. Я тихонько прокрался в ее кабинет, где она сидела за столом в одном белье. За последние месяцы она сильно похудела, и в слабом свете настольной лампы я увидел у нее на теле, чуть ниже лифчика, красные пятна с волдырями.

– Опоясывающий лишай, – констатировал на следующий день врач.

Выписывать ей снотворное он отказался, но готов был посадить ее на больничный.

– Ты должна подумать о себе, дорогая, – говорил я, помогая ей смазывать волдыри мазью.

– Я должна думать о Стелле, – отвечала она.

Стелла же неслась по жизни на всех парах. Подозреваю, что так и должно быть; когда тебе четырнадцать, некогда нажимать на тормоз. Нужно торопиться, чтобы не отстать, не оказаться за бортом. Частенько вспоминал я слова Дино, что худший враг Стеллы – это сама Стелла. Что ей надо победить саму себя. Временами казалось, что в этом матче она уже вне игры.

– Ну что еще? Мне плевать!

Весной рыжую тетеньку сменила совсем молодая, которая верила, что панацеей от всех бед является когнитивная терапия – по крайней мере, до того момента, как Стелла взорвалась во время одной из бесед и обрушила на нее поток грязных ругательств. Тогда нас отправили к семейному психотерапевту, моложавой женщине с челкой и тревожной улыбкой, которая призывала нас «замораживать ситуацию», когда у Стеллы случалиcь срывы.

– Остановитесь и поговорите о том, что вы чувствуете и почему все получилось именно так.

Несколько дней спустя Стелла швырнула бутерброд в дверцу холодильника, когда мы с Ульрикой объяснили ей, что она не поедет на вечеринку в Мальмё.

– Вы убиваете меня! – кричала она. – Зачем жить, если ничего нельзя?

Я встал и раскинул руки, как судья в хоккее.

– Давайте заморозим ситуацию, – сказал я.

– Да брось!

Стелла кинулась в прихожую, но я успел блокировать ей дорогу.

– Я этого не выдержу! – крикнула Стелла и пронеслась мимо Ульрики вверх по лестнице.

Дверь с грохотом закрылась за ней, и я разочарованно вздохнул.

– Она должна выдержать, – проговорил я, прислоняясь к кухонному острову. – Мы все должны выдержать.

– Не понимаю, что происходит, – сказала Ульрика.

Никто из нас не понимал. В возрасте пяти лет Стелла могла часами собирать сложный пазл. В садике говорили, что такого терпеливого ребенка еще не видели. Теперь она была не в состоянии усидеть на месте и сосредоточиться больше чем на десять минут.

Но каждый раз, когда психологи заговаривали о СДВГ[10], Ульрика сразу же переходила в наступление. Им она никогда не приводила никаких конкретных доводов, но мне объяснила: она боится, что диагноз сам по себе наложит на Стеллу свой отпечаток, сделает ее изгоем и приведет к развитию заболевания.

– Когда я была маленькая, взрослые постоянно твердили мне о том, что я девочка-паинька.