Почти нормальная семья

Вид у нее при этом был такой, словно в рот ей попала какая-то гадость. Я не сразу понял, что она имеет в виду.

– Пай-девочка, говорили они и гладили меня по головке. Ульрика пай-девочка. В конце концов у меня не оставалось иного выбора, как стать той самой пай-девочкой, которой меня все хотели видеть.

Никогда раньше я не смотрел на нее под таким углом.

В классе пятом-шестом Стелла перестала ходить со мной в церковь. Я не придал этому особого значения – воспринял как обычный протест подросткового возраста. Дети теперь раньше становятся подростками, начинают освобождаться из-под родительского влияния еще до наступления пубертата. Ничего странного в том, что Стелла стремится к самостоятельности. К тому же мне и в голову не пришло бы навязывать ей свою веру.

С годами Стелла все чаще обвиняла религию во всех бедах мира, насмехалась над людьми, которые придерживались каких-либо иных убеждений, кроме строго атеистических. Конечно же, я понимал, что спорить с ней не имеет смысла. Сам когда-то был таким. Но меня огорчало то, что она делала все это, как мне казалось, назло. Я переживал. Больно видеть, как твое дитя меняется в таком направлении, какого ты и представить не мог.

Учитывая отрицательное отношение Стеллы к церкви, мы были очень удивлены, когда она изъявила желание поехать в конфирмационный лагерь.

Когда я только пришел в приход, одним из моих первых проектов было налаживание деятельности по подготовке к конфирмации. Вместе с соседним приходом мы нашли прекрасный учебный центр у озера Иммельн на границе с Блекинге, а потом благодаря счастливой случайности нам удалось привлечь в качестве руководителя лагеря молодого диакона Робина.

Лагерь имел большой успех, и в этом году подростки и их родители со всего города звонили и желали записаться. Понимая, что немалая часть успеха принадлежит Робину – молодому и харизматичному, при этом глубокому, я отвел неразумно большую часть бюджета прихода на то, чтобы и в этот раз привлечь его на роль руководителя лагеря.

Конечно же, я видел, какими глазами смотрят на него юные конфирмантки, понимал, что его обаяние таит в себе опасность, но оказался достаточно наивен, чтобы не прислушаться к тревожным сигналам.

Стелла сдавала анализы раз в три недели, результаты каждый раз были отрицательные, и разговоры на детском отделении психиатрии все больше касались обычных подростковых проблем – уроки, друзья, непослушание.

– Думаю, надо отпустить ее в лагерь, – сказал я однажды апрельским вечером, когда ветер дул так сурово, что стены дома сотрясались.

Мы сидели за ужином – в тот период мы не часто собирались всей семьей. Целая неделя прошла без крупных выходок.

– Правда?

Стелла бросилась мне на шею.

– Ты лучший! – сказала она мне с набитым ртом. – Я люблю тебя, папочка!

– Давай сперва послушаем, что скажет мама.

Ульрика интенсивно жевала. Ее только что назначили адвокатом в процессе, который вскоре станет одним из самых громких в Швеции. Она тут же с головой окунулась в работу. Если до этого она работала слишком много, то теперь стала работать еще больше.

– Что я могу сказать?

Отпив несколько глотков молока, она посмотрела на меня.

– Скажи, что мне можно поехать, – сказала Стелла, по-прежнему висевшая на мне.

– Пожалуйста, – проговорил я, глупо улыбаясь.

Должен признаться – я рассматривал конфирмационный лагерь как возможность для Стеллы открыть для себя новые ценности в христианском единении. Шанс найти себя. Я надеялся, что так может начаться ее возвращение. Возвращение к той девочке, которой мне так недоставало.

– Ясное дело, ты можешь поехать, – произнесла наконец Ульрика.

Казалось, все в нашей жизни должно измениться к лучшему.

И однажды в августовский день Стелла села в автобус на парковке у церкви. Ульрика опоздала на самолет из Стокгольма, дочь провожал я – стоял и махал ей, пока автобус выезжал с парковки. Стелла широко улыбалась, прижавшись лицом к заднему стеклу. Она не махала мне в ответ.

25

Во второй половине дня в среду мы снова явились в городской суд. Ульрика прошла впереди меня через металлодетектор на входе. Когда же настала моя очередь, рамка начала пищать и мигать. Все глаза обратились ко мне, но охранник быстро обнаружил, что я забыл снять цепочку.

Микаэль Блумберг едва успел поздороваться с нами в коридоре. На лбу у него выступили бисеринки пота, узел на галстуке был завязан небрежно. Действительно ли он тот человек, который в состоянии защитить Стеллу?

Ноги не слушались меня, когда я входил в зал суда. Стелла уже сидела там – сзади она выглядела как самая обычная девушка, у которой вся жизнь впереди. Только увидев ее остановившийся взгляд, я вернулся к реальности. Все это было совершенно дико.

Началось заседание, и на этот раз никто из сторон не потребовал слушания при закрытых дверях. Слово взяла прокурор Йенни Янсдоттер. Она говорила быстро, не колеблясь:

– На основании новых улик, обнаруженных следствием, степень подозрения в отношении Стеллы Сандель повысилась.