– Мы должны держаться вместе, мой дорогой, – сказала она. – Ты, я и Стелла. Мы должны поддерживать друг друга.
Меня не покидало острое чувство, будто она что-то от меня скрывает. Даже моя жена.
36
В понедельник позвонил Блумберг. Не могли бы мы зайти к нему в офис прямо сегодня во второй половине дня? У него есть для нас новости.
– Нам вряд ли стоит ожидать хороших новостей, – сказал я Ульрике.
Во время краткой прогулки от парковки до Клостергатан я крепко держал ее за руку. Когда мы проходили мимо нашей старой любимой пиццерии на Бангатан, дверь распахнулась и появился долговязый парень, державший в охапке кучу коробок, от которых шел чудесный запах, словно напоминание обо всех тех моментах, когда мы сидели там, глядя в глаза друг другу. В окне стоял один из пекарей, и, узнав нас, он помахал нам рукой.
Наверное, Ульрика права. Нам придется покинуть Лунд. Мне всегда нравился Стокгольм, там немало уютных уголков; и ни у Ульрики, ни у меня не возникнет проблемы найти работу. Возможно, получится начать с чистого листа. Как в Орусте этим летом. Долгий отдых от всего, что стало скучной привычкой, проем во времени, где мы могли посвятить себя лишь друг другу. Нам это пошло на пользу. Стокгольм мог бы стать для нас убежищем.
Однако мы не можем бросить Стеллу в Сконе. Пока она сидит в изоляторе, мы никуда не поедем. По этому пункту я был настроен весьма решительно.
Мы завернули за угол на Клостергатан и подошли к воротам. Поцеловав Ульрику, я ощутил слабый запах алкоголя. В лифте по пути в офис она достала из сумочки пудреницу и блеск для губ и поправила перед зеркалом макияж.
– Садитесь, – сказал Блумберг; на этот раз он был в обычной футболке.
Странно было видеть его так небрежно одетым. Возникало чувство неудобства. Словно он вышел к нам голым.
– Я рассказала о твоем предложении относительно работы, – произнесла Ульрика.
Блумберг улыбнулся мне. Мне не понравилось, что они с Ульрикой что-то обсуждали у меня за спиной.
– Ты говорил, что нашел что-то новое, – сказал я.
– Именно так, – ответил Блумберг и уселся напротив нас, широко расставив ноги. – Как я уже сообщал, в досье на Криса Ольсена много интересного. Но за ним числится и немало такого, что в досье не вошло.
– Например? – сказал я.
– Парень занимался кое-какими гешефтами, настоящий подпольный бизнес. – Блумберг кивнул, очень довольный собой. – Я ведь рассказывал вам про поляков и пиццерию? Теперь выясняется, что у Ольсена был целый синдикат по использованию дешевой рабочей силы из Румынии. Он селил бедолаг в бытовке в Ревинге, чтобы они вкалывали с утра до ночи, ремонтируя квартиры, принадлежащие его компании.
– Звучит чудовищно.
– Такие типы, как Ольсен, покупают убитые квартиры, ремонтируют и продают по баснословным ценам.
– Но каким боком все это имеет отношение к убийству? – спросил я.
Блумберг широко улыбнулся:
– Далеко не всем нравились такие условия работы, многие считали, что Ольсен пытается их надуть. И вполне могли убрать его – в этом на все сто уверены некоторые из их земляков, с которыми мы поговорили в Ревинге.
– Что? А полиции об этом известно?
– Я проинформировал Агнес Телин, но предварительным следствием руководит Янсдоттер.
– Агнес Телин! – фыркнул я.
Ульрика бросила на меня удивленный взгляд.
– С поляками мы тоже продолжаем работать, – добавил Блумберг. – У нас есть два человека, которых мы намерены проверить.
У меня возникло ощущение полного провала. И это все? Частное расследование Блумберга в моих глазах выглядело убого и жалко. Расследование убийства – дело полиции.
– Когда нам разрешат встретиться со Стеллой? – спросил я.
Шея у Блумберга покраснела.
– Поверь мне, я сделал все от меня зависящее, но эта чертова Янсдоттер отказывается разрешать вам свидания со Стеллой.
– Это ни в какие ворота не лезет! Может быть, обратиться в вечерние газеты? В программу «Миссия: расследование»?[12]
Блумберг покачал головой:
– Для этого пока слишком рано. Пока никого не осудили, их не заинтересовать.
– Ты должен поговорить с Аминой Бежич, – сказал я. – Уверен, она что-то скрывает.
Блумберг стал поигрывать цепочкой на шее.
– Ну, даже не знаю, – проговорила Ульрика.
Вероятно, она опасалась, что это возмутит Дино и Александру.
– Я пытался, – ответил Блумберг. – Полиция тоже допросила ее, но, похоже, она не знает ничего существенного.
– Она знает, – возразил я.
Ульрика ткнула меня в бок:
– Мы ведь говорим не о ком-то, а об Амине! Зачем ей лгать?
– Я уверен, что она лжет!
Больше я ничего не мог сказать – Ульрике незачем знать, что я разговаривал с Аминой. Она не поняла бы меня, только разозлилась бы и сочла, что я опять перешел все границы.
– Все-таки нас по-прежнему больше всего интересует Линда Лукинд, бывшая сожительница Ольсена, – сказал Блумберг.
Над бровями у него выступили бисеринки пота. Он попросил разрешения открыть окно.
– Конечно, – ответил я.
Блумберг повернул ручку и стал на сквозняке. Меня тут же начал пробирать озноб.