– Выяснилось, что у Лукинд интересная история болезни со страхами и депрессиями, – продолжал Блумберг. – Еще в подростковые годы она побывала у психиатра и с тех пор практически беспрерывно находилась на лечении.
Меня это не особо удивило. Линда Лукинд была молодой женщиной с растоптанной самооценкой. Во многом она напоминала других женщин, подвергавшихся домашнему насилию, с которыми мне доводилось встречаться. Я понимал, что Линда солгала мне, но не знал точно, в каком объеме. Неужели вся история о насилии со стороны Кристофера Ольсена – чистый вымысел? Страшная месть, поскольку она не желала смириться с тем, что Крис захотел с ней расстаться? Я сомневался, что Линда Лукинд способна на такое. Но тогда что именно она скрывает?
– Это просто дикость, что полиция не занимается этой самой Лукинд, – проговорил я. – Ты должен надавить на них!
– В последнее время это все чаще становится делом адвоката, – ответил Блумберг. – У меня опытные люди, поверь мне. Но нам нужно что-то конкретное на Линду Лукинд, чтобы двигаться дальше.
Что-то конкретное?
– Туфли, – сказал я.
Ульрика и Блумберг уставились на меня.
– Какие туфли? – спросил Блумберг, подаваясь вперед.
Я вздохнул. Почувствовал, как Ульрика, сидящая рядом со мной, замерла. У меня не оставалось иного пути, как во всем признаться.
– У Линды Лукинд есть такие же туфли, как у Стеллы. И как те, от которых остались следы на месте преступления.
Блумберг приподнял брови:
– А ты откуда это знаешь?
Я взглянул на Ульрику. Она сидела с неподвижным лицом.
– Я побывал у нее дома.
Оба слушали меня затаив дыхание, когда я рассказывал о визите к Линде Лукинд на Тульгатан. Эти туфли я видел вблизи и был уверен на сто процентов.
Повисла пауза, я сидел как пришпиленный под взглядами двух адвокатов.
– Ты с ума сошел? – воскликнула Ульрика. – Ты приперся к ней домой?
– Я должен был что-то предпринять. Стелла сидит в изоляторе! Я не могу просто стоять и смотреть, как рушится вся наша жизнь!
Ульрика не проронила ни звука. Блумберг взглянул на нее, потом оба опустили глаза. Конечно же, они понимали меня.
37
В очередной раз я совершил прогулку по кварталу, надвинув на лицо кепку с козырьком и глядя себе под ноги, опасаясь, что придется остановиться и с кем-нибудь разговаривать. Быстрым шагом я свернул за угол на дорожку, ведущую к нашему дому.
Ульрика сидела, склонившись над своим рабочим столом, и перелистывала кипу бумаг с маркером в руке.
– Чем ты занимаешься? – спросил я.
– Стокгольмское дело, которое дал мне Микаэль. Это помогает отвлечься и подумать о чем-то другом.
Я не был уверен, что это правильно. Как мы можем думать о чем-то другом, когда Стелла сидит в изоляторе?
– Закрой за собой дверь, будь так любезен, – сказала Ульрика.
Усевшись на диван в гостиной, я достал свой мобильный. С верхнего этажа до меня донесся голос Ульрики. Она разговаривала по телефону.
Я налил себе виски, выпил залпом и налил еще. Вернувшись на диван, я стал искать новые сведения о том, что в СМИ уже стали называть «убийством на детской площадке».
Я начал со страниц вечерних газет, но потом по глупости опять стал ходить по сайтам в Интернете, где меня поджидали самые чудовищные домыслы по поводу Стеллы. Кто-то, у кого якобы был с ней мимолетный роман, заявлял на весь мир, что Стелла Сандель
Читать все это было ужасно, однако я не мог оторваться. Так или иначе здесь могло промелькнуть что-то важное. Несколько раз у меня возникало чувство, будто я стою со связанными за спиной руками, в то время как мою девочку ведут на бойню.
По поводу жертвы сплетен было мало. Кто-то лаконично констатировал, что парень был и богат, и хорош собой. Кто-то назвал его
Влив в себя остатки виски, я прислонился головой к подлокотнику дивана. На самом деле мне нужно было поспать. Несколько раз сморгнув, я попытался закрыть глаза, продолжая прокручивать чат в своем мобильном.
Все началось с анонимного комментария.
Я тут же выпрямился и стал прокручивать дальше.