Почти нормальная семья

Ближе к вечеру позвонила Ульрика. Я стоял на гравийной дорожке посреди парка Лундагорд, не помня, как я туда попал.

– Прости, дорогой, – сказала она. – Мы не должны допустить, чтобы все это разрушило наши отношения. И без того тяжело.

Она заказала столик в ресторане «Списен» и предложила мне встретиться, чтобы вместе провести вечер.

Пульс у меня снизился, я медленно прошел мимо Кафедрального собора. Строго говоря, не было ничего странного в том, что горе встало между нами. Еще раз вспомнил я библейское высказывание, что разобщенная семья не выживет, и пообещал взять себя в руки.

По чистой случайности несколько часов спустя я встретил неподалеку от торгового центра Йенни Янсдоттер. Что я специально преследовал ее, как она потом будет намекать, – совершеннейшая чушь. На самом деле я шел в сторону «Списен», когда увидел прямо перед собой Янсдоттер. Ее тоненькие ножки-палочки и своеобразную походку, словно она прыгала вперед на своих высоких каблуках. Она была такого маленького роста, что ее легко можно было бы принять за ребенка, если бы не каблуки, пиджак и дорогая сумочка через плечо.

В голове у меня прозвучали слова Блумберга о том, что предварительным следствием руководит Янсдоттер. Именно она направляла действия полиции и, по словам Блумберга, полностью сосредоточилась на Стелле как на потенциальном убийце. Увидев ее перед собой, я задался вопросом, почему она так себя ведет. Неужели она настолько погружена в свою работу, что забыла о главном – от ее решения зависит жизнь настоящих людей, наделенных настоящими чувствами? Как она могла запретить нам встретиться с нашим ребенком? Я искренне недоумевал, какой же человек мог так поступить, и, увидев ее на площади Ботульфсплатсен, не смог сдержаться. У западного входа в торговый центр я догнал ее:

– Простите, можно вас на минуточку?

Она резко обернулась. Кажется, прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, кто перед ней.

– Это крайне неуместно, – сказала она.

– Я только хотел задать один-единственный вопрос.

Она даже не ответила мне. Развернулась так резко, что сумочка закрутилась вокруг тела, когда она направилась к стеклянной двери торгового центра.

– Почему вы не занимаетесь Линдой Лукинд? – спросил я, идя за ней. – Вам известно, что у Лукинд есть пара обуви как раз той модели, которую вы ищете?

Она поспешила внутрь, и я вынужден был повысить голос:

– Почему нам не разрешено встретиться с собственным ребенком?

Прокурор резко затормозила и посмотрела на меня холодным равнодушным взглядом:

– Вы осуществляете попытки давления на следствие.

– Вовсе нет. Я просто пытаюсь понять, почему вы так поступаете.

Йенни Янсдоттер покачала головой и отвернулась. В заявлении, которое она потом составила, она утверждала, что я схватил ее за руку, пытаясь ей помешать. Разумеется, это неправда. На самом деле я всего лишь протянул вперед руку в последней отчаянной попытке заставить ее послушать. Правда, я прикоснулся к ее руке, но мне бы и в голову не пришло задерживать ее.

– Ты рушишь всю нашу жизнь! – крикнул я ей вслед.

Вокруг нас начала собираться толпа. Лес любопытных лиц – вздохи, шепот, взгляды, жгущие затылок. Прикрывая лицо рукой, я поспешно вернулся на тротуар и кинулся в сторону кинотеатра.

Впоследствии полиция допросила не менее десяти человек, но никто из них не подтвердил слова Йенни Янсдоттер.

39

Ульрика ждала меня в ресторане «Списен» за столиком у окна. Я сел рядом с ней, и она положила голову мне на плечо.

– Прости, дорогая. Прости.

– Мы оба не в себе.

– Я люблю тебя, – сказал я.

Это физически ощущалось во всем теле. Малейшая мысль о будущем без Ульрики больно обжигала меня.

– Поедем со мной в Стокгольм, – сказала она. – Здесь мы сейчас ничего не можем сделать. Ты же понимаешь, что я никогда в жизни не бросила бы Стеллу, но нам все равно не разрешают с ней видеться. Для нее не имеет никакого значения, где мы находимся – в Лунде или где-то в другом месте. О себе тоже надо подумать. Я много повидала родителей в такой же ситуации, как у нас. Не многим удалось сохранить семью.

Она была права. Пока Стелла сидит взаперти и в полной изоляции, мы и вправду ничего не можем сделать. Самое ужасное, что может произойти, – что мы с Ульрикой отдалимся друг от друга.

– Как ты думаешь, что будет со Стеллой?

– Не знаю, но прокурор, похоже, намерена возбудить уголовное дело.

Тут перед глазами у меня снова встала Йенни Янсдоттер. Сказать ли Ульрике, что я случайно столкнулся с ней?

– Как ты думаешь, что произошло в тот вечер? – спросил я.

Ульрика замерла:

– Не знаю… Я не могу…

– Тебе даже не приходила в голову эта мысль?

– Какая мысль? – спросила она, хотя, скорее всего, прекрасно поняла, что я имел в виду.

– Мысль о том, что… что, может быть… что Стелла все-таки… что-то сделала?

В глубине души я все же надеялся, что она ответит «нет». Пусть бы она разозлилась на меня и спросила, как я смею думать о подобных вещах. Лучше бы она заявила, что я схожу с ума, – чем услышать, что для моих сомнений есть основания.

– Ясное дело, эта мысль у меня была. Само собой. Но я не позволяю ей укорениться в мозгу.