Почти нормальная семья

Я так ужасно скучаю по маме и папе, но не знаю, как буду смотреть им в глаза. Я скучаю по Амине. Скучаю по свету.

Здесь можно свихнуться. Воспоминания преследуют меня, а бежать некуда. Среди ночи я просыпаюсь оттого, что умираю. Я тону.

Я кидаюсь из стороны в сторону на кровати. Колочу в стены, пытаюсь выломать дверь. Стучу в нее ногой, пока не отбиваю себе пальцы. Мои крики рвут барабанные перепонки.

В конце концов Йимми распахивает дверь. Они вбегают вчетвером, я не успеваю ни о чем подумать. Они кидаются на меня и валят на пол.

Грубая рука Йимми придавливает меня к полу. Его вонючая ладонь душит мой крик.

Воспоминания об изнасиловании так отчетливы – я вижу все в мельчайших деталях. Какая-то часть моего существа навсегда осталась лежать, задыхаясь, распростертой на кровати в корпусе вожатых.

Они выкручивают мне руки за спину и поднимают меня. Я пытаюсь кричать, но мой рот заткнут.

Четверо мускулистых мужчин выносят меня из комнаты. Я извиваюсь, и в коридоре им приходится меня выпустить. Я с грохотом падаю на пол, и один из них бьет меня по лицу. Не знаю, нарочно ли.

Им потребовалось минут пятнадцать, чтобы дотащить меня до лифта. Внизу, в камере наблюдения, им помогают еще несколько человек. Меня кладут на доску, на моих руках и ногах затягиваются ремни. Я лежу на спине, плачу и трясусь. Словно я снова в корпусе вожатых в конфирмационном лагере. Задыхаюсь в пыхтении Робина. Пот смешивается со слезами. Все во мне протестует против того, что другой человек берет власть над моим телом. Другой человек насильно проникает в скрытые глубины и отнимает у меня достоинство, право собой распоряжаться – то, что я считала само собой разумеющимся.

Тот, кто говорит, что никогда не стал бы мстить, что кровавое возмездие неоправданно, сам никогда не подвергался насилию. Даже в Библии сказано: «Око за око, зуб за зуб». Пока не пришел Иисус и не испортил все, призывая подставить другую щеку.

56

Два дня спустя именно Эльза, новая девушка, ведет меня к психологу.

От Эльзы пахнет ванилью. Похоже, у нее в голове масса вопросов, но она относится к делу слишком профессионально, чтобы что-либо говорить.

– Стелла.

Ширин указывает мне на стул.

Ее темные, как у Бемби[26], глаза исполнены сочувствия и доверия. Трудно настолько не любить Ширин, как это пытаюсь делать я. Она такая, что ее просто невозможно не любить. А я предпочитаю ненавидеть таких людей.

– Как прошла неделя?

– Как «ол инклюзив» на Тенерифе.

Она с трудом сгоняет с лица улыбку:

– Я много думала о твоих словах. Ты говорила, что побывала у многих психологов. Что именно тебе не понравилось?

Я понимаю, что она пытается меня разговорить. Это всего лишь способ заставить меня раскрываться. Но все же я покупаюсь.

– Вы помешаны на диагнозах. Пытаетесь загнать народ в готовые шаблоны. Я в такое не верю.

– Знаешь что? – произносит Ширин. – Я тоже не верю. Обещаю не ставить тебе диагноз.

Ее голос звучит предельно искренне.

– Когда-то я тоже мечтала стать психологом, – говорю я и фыркаю. – Глупо, правда?

– Вовсе нет.

Я откидываюсь на спинку стула, сложив руки на груди.

– Послушай… – говорит Ширин. – Ты можешь дать мне шанс? Я так обычно говорю – каждому человеку надо дать шанс. Мне кажется, это неплохая мысль.

– Примерно как ты собираешься дать мне шанс?

Она улыбается:

– Ты не должна судить меня по тому, что делали другие психологи. Я не они. Я – это я.

– И ты не будешь относиться ко мне предвзято? Хотя и знаешь, почему я здесь?

Ширин колеблется. Она слишком дорожит своей искренностью, чтобы просто сказать нужные слова.

– Ясное дело, у всех людей есть предрассудки, но я постараюсь строить свое отношение к тебе максимально свободно от них. Это я могу тебе пообещать. Мне любопытно познакомиться с тобой, Стелла. Узнать тебя поближе.

– Потому что я убийца?

– Об этом мы пока ничего не знаем. Ты еще ждешь суда.

Ширин хитрая как лиса. Каким-то боком ей все же удалось раскрутить меня на разговор.

– Здесь, в изоляторе, бывает много разных людей, – говорит она. – Виновные и невиновные, в юридическом и моральном смысле. И я здесь не для того, чтобы кого-то осуждать.

– Слышу, слышу.

Она совершенно неотразима. Или я просто изголодалась по общению.

– У тебя есть братья-сестры, Стелла?

Звучит подозрительно. Сейчас пойдут разговоры о детстве. Это что, психологическая экспертиза?

– Почему ты спрашиваешь?

– С чего-то мы должны начать, – говорит она. – Чтобы я могла получше узнать тебя.

Я еще крепче прижимаю руки к груди:

– Я единственный ребенок.

– Я тоже, – отвечает Ширин. – Есть исследования, показывающие, что из нас получаются хорошие лидеры. Мы часто очень успешны. Если хочется, это можно объяснить желанием угождать нашим родителям и производить впечатление на маму и папу даже в зрелом возрасте.

Я морщу нос:

– Я, наверное, то исключение, которое только подтверждает правило.

– Думаешь? – спрашивает Ширин.

– Хм… успешна? – Я развожу руки в многозначительном жесте. – Нечем похвастаться, правда?