Почти последняя любовь

Она была такая ладная, как Венера с картины Боттичелли. Но откуда знакомы эти черные волосы? Он точно знал, что они тяжелые, как гири. И чуть-чуть пахнут яблочным уксусом и шалфеем. И это движение плеч без намека на малейшую ветреность… Он уже где– то видел эти серьезные глаза отличницы. Да и не только видел. Он точно знал ее голос, взгляд и даже то, что она любит мармелад. Георгий потер виски. Вспоминал, не отрывая глаз от стекла. Исцарапанного и очень толстого. Обветренного в бесконечных дорогах.

Ее провожали родители. Папа бодрился, поддерживая чемодан. Мама из последних сил заглатывала внутрь себя слезы. Их толкали люди с мокрыми по колено брюками. Они бежали по перрону, зажимая билеты в руках. Многие в темно-синих плащах «болонья». Почему-то плащи гордо именовали летними пальто. А с двух сторон разлеглись прозрачные стеклянные лужи. И голуби, жадно лакающие это стекло.

Вдруг поезд зашевелился, и все ускоренно бросились целоваться. Вагоны нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Из-под колес валил дым. Георгий увидел, что девушка торопливо заходит именно в его вагон. И ему стало очень жарко. А потом в купе появилось красное лицо отца. Он недоверчиво и зло посмотрел на Георгия, пытаясь глазами сказать что-то очень резкое. Предупредить… Он уже и так все знал…

За ним робко, тенью, проскользнула она. В купе запахло цветами. Села на краешек полки и вжалась в тонкую фанерную стенку… Замерла. Ей было неловко с этим молодым человеком. Совсем чужим и таким модным. Ей показалось, что слишком самоуверенным.

Поезд все копошился и никак не мог оторваться. Родители, стоя под окном, волновались, что-то говорили, показывая на пальцах. Ничего не было слышно. А потом перрон закачался, отъехав как-то боком. Мокрый вокзал исчез совсем, и потянулись гаражи, бараки, стоянки. Лица родителей потеряли свою четкость. И такая тоска ввалилась в прохладное купе. Села на шею, пробуждая астматическое дыхание. Глаза стали тяжелыми, полными и почти уже переливались через край…

Георгий с ходу начал знакомиться. Он протянул ей руку и представился.

– Аля, – ответила она.

Редкое и очень знакомое имя…

– Ты едешь учиться?

– Да, поступаю в аграрный…

– А я в мединститут…

Аля подвинула корзинку, сняла с нее бязевую салфетку с вышитыми анютиными глазками, и запахло вкусной едой.

– Хочешь есть?

Георгий есть хотел всегда. Она достала жареную курицу, домашний хлеб, соль в спичечном коробке и вареные яйца, завернутые в газету. Георгий пришел с теплым лимонадом и бумажным пакетом, в котором пахли пирожки. С капустой и печенкой. Испеченные мамой утром.

Аля села напротив и стеснялась что-то съесть. Ее отсыревшее после дождя платье натянулось на груди, показывая замерзшие четкие сосочки. Полная на редкость грудь и твердые бугорки Георгия парализовали. Чтобы отвлечься, он стал с аппетитом жевать и рассказывать о том, что часто менял школы, так как отец военный. Только бы не смотреть, как на вдохе грудь, словно живая, плавно двигается под тканью…

Аля ничего не замечала и заинтересованно слушала.

– У меня тоже папа военный. До второго класса мы жили в закрытом городке, где зима не кончается никогда.

– Постой, и я там жил. Одноэтажная длинная школа с зеленой крышей? Учительница с усами и в крепдешиновом костюме круглый год?…

И тут он все понял. Самая маленькая по росту девочка, самая аккуратная в классе, с накрахмаленным передником, вязанными на коклюшках манжетами. С ней все хотели сидеть. А учительница посадила его. И они дружили трогательной детской дружбой. По очереди макали перья в чернильницу-непроливайку. Играли на перемене в крестики-нолики. Он дрался за ее портфель с мальчишками, списывал и даже танцевал на новогоднем утреннике. В глупом костюме Петрушки. Он помнил ее тугие косички и то, что они любили столовский пышный омлет-суфле, а на десерт – песочное печенье-звездочку с джемом посредине. А еще Аля обожала мармелад. Приносила его в желтой упаковочной бумаге и сперва слизывала сахар. Только потом откусывала по крохотному кусочку.

– Аль, ты до сих пор ешь свой мармелад или уже подостыла?

Аля впервые ненатужно засмеялась.

– Да… Хочешь, у меня есть немного к чаю?