- Иногда. Сейчас… сложный момент. Милисента ведь почти никогда не оставалась одна. Проблемы? Ты их решал. Всегда. И опекал. И приглядывал. Но так не может продолжаться вечно.
- Почему?
- Хотя бы потому, что у тебя своя жизнь.
- Мама…
- Своя, Эдди. Ты рано или поздно, но тоже заведешь семью. Или, если не захочешь, то займешься чем-нибудь… ты, кажется, хотел открыть мастерскую? Вот и откроешь. Или нет. Агентство? Да и просто… не уверена, что ты сможешь выжить здесь. Тебе ведь плохо.
- Не настолько, чтобы сбежать, - проворчал Эдди. – Город. Слишком большой. Шумный. Людей много. Силы много.
Да и глядят на него… вон, вчера полисмен пристал, шел за Эдди до самого отеля, а потом еще со швейцаром разговаривал, явно выясняя, кто он таков и что в приличном месте делает.
- Именно. Но ты не уедешь, пока не убедишься, что с Милисентой все в порядке. А с ней не будет все в порядке, пока она не научится жить сама.
- Как-то это…
- Жестоко? – матушка провела пальцем по краю чашки. – Возможно. И… все-таки. Сейчас ей надо решить, чего она хочет. От семьи. От жизни. От мужа… ей надо научиться отстаивать свои интересы, причем без револьвера и членовредительства!
- Это сложно.
- А никто и не говорил, что будет просто. Насколько я успела понять, характер у леди Диксон непростой. Но все же говорят о ней с уважением, а значит, человек она по сути хороший. И сыну желает исключительно добра. Только… представления о добре у них могут различаться.
- А если… - Эдди замялся. – Если у неё не получится?
Матушка вздохнула.
- Дом моей тетушки, может, и не так, чтобы велик, но места в нем хватит всем. Да и в мастерской Милисента пригодится. Если ты решишь её открыть. Но я все-таки надеюсь, что им удастся найти общий язык.
Глава 14 В которой магия вырывается наружу
Глава 14 В которой магия вырывается наружу
Как ни странно, но ждать стало сложнее.
Теперь, когда Эва почти уверилась, что её спасут. А ведь должны! Она все рассказала! И про всех! И… и теперь надо только подождать.
Тот жуткий человек передаст все брату.
И отцу.
И отец вызовет полицию. Дом оцепят. А её спасут. Непременно. И она, очнувшись, взялась за гребень, потому что некрасиво получается. Её тут спасут, а она вся лохматая.
Волосы Эва расчесывала престарательно, стараясь не морщиться, когда пряди цеплялись за обманные зубья. И жаль, что помыть не выйдет… только подумала, как дверь открылась.
Кэти.
Эва замерла. И сердце заколотилось быстро-быстро. Так, что… гребень сам выпал из онемевших пальцев.
- Сидишь? – мрачно поинтересовалась Кэти. – Хорошо тебе. Сиди и все.
Она повела носом.
А ведь… платье другое. Красивое. Из ярко-алой переливчатой тафты. Кружевом украшено. Шитьем. И махонькими перламутровыми пуговичками в два ряда.
Только сидит оно так, что ясно – шилось вовсе не для Кэти.
- Чего выпялилась? – огрызнулась она, подобравшись.
- Ничего, - Эва потупилась. – Платье красивое.
Врать она не умела, но Кэти поверила. И подобрела.
- А то… у меня таких много. Померла Матушка, - она даже всхлипнула и слезу смахнула. Если бы Эва сама не видела, как умерла Матушка Гри, поверила бы в это показное горе. – Осиротели мы…
- Сочувствую, - выдавила Эва, отводя взгляд.
Сердце колотилось все сильнее.
- Ничего, - печаль Кэти ушла столь же быстро, как и появилась. – Я о тебе позабочусь. Не боись. Тебе же ж лучше. Или думаешь, Матушка доброю была? Это она умела, глядеться доброю. А на самом деле та еще сволочь. Вставай.
- Я стою.
- Идем, стало быть. Будешь много говорить, без языка останешься. Ясно?! – и тощие пальцы впились в щеки. – Мордочку твою… думаешь, хорошенькая? Я тоже хорошенькою была. И вот чего!
- Как… это произошло? – спросила Эва, когда её отпустили.
- Да… обыкновенно. Клиент один. Идиёт, - Кэти успокаивалась столь же быстро, как и впадала в ярость. – Идем, кому сказала… и гляди у меня!
Кулачок ткнулся в самый нос Эвы.
- Я боюсь, - призналась та и вздрогнула. – Я… боюсь.
Правда.
Чистая.
И Кэти кивнула.
- И пральна. Бойся. Целее будешь. Я-то вон когда еще страх потеряла… и что вышло? А ведь думалось, что наконец-то… ко мне люди ходили. Знаешь, какие люди?! Не знаешь! Тебе и не надо… главное, что не просто так. А с уваженьем. Один так и говорил. Что, мол, найму тебе, Кэти, учителей. Будешь стараться и ледью станешь. Дом куплю. Поселю…
Она вздохнула и мечтательно прикрыла глаза.
- Соврал? – осторожно поинтересовалась Эва.
- Ай… мужики… что с них взять-то. Одним местом думают… а которые нет, так тех надобно держаться подальше. Когда мне рожу-то попортили, мигом все сгинули. И сдохла бы я, если б не Мамаша… только она за свою помощь все-то, мною накопленное, забрала. Милосердница…
Идти оказалось недалеко.
Знакомый коридор.
Лестница.
И еще одна. Лестницы в доме были узкими, и по ним весьма вольно гуляли ветра. Сквозило. И пахло плесенью, а еще цветами, уродливые букеты которых грудились в коридоре.
- Нравятся? – поинтересовалась Кэти, пощупав плотные лепестки белой лилии. – Дорогущие! Но завтрева красота будет!
Она даже глаза прикрыла.
- Завтрева все переменится… а ты иди, иди, чего столпом встала-то?