Почти вся жизнь

Ларин вскочил, взял фонарь и подошел к двери. Перед ним в шинели, забрызганной кровью и грязью, стоял генерал, тот самый, которого он видел в Кириках и потом у Грачева на заводе.

— Товарищ генерал! — сказал Ларин, пытаясь застегнуть гимнастерку и стать в положение «смирно».

— Отставить! — сказал генерал охрипшим голосом. — Был у вас на огневых, хотел вас видеть, но все это потом… Сейчас спать.

— Сюда, пожалуйста, — сказал Ларин. Он бросил на пол свой полушубок. Генерал лег на указанное Лариным место и тотчас же уснул.

Ларин, растолкав разведчиков, устроился между ними.

Через два часа Семушкин разбудил его.

— Товарищ капитан… товарищ капитан… — шептал Семушкин. — Товарищ капитан, вставайте… Приказ…

Ларин вскочил. Семушкин, взглянув ему в глаза, сказал:

— Правда это! Слушайте! — И он подал Ларину наушники.

— «Войска Ленинградского фронта, перейдя в наступление из районов Пулково и южнее Ораниенбаума, прорвали сильно укрепленную, глубокоэшелонированную, долговременную оборону немцев и за пять дней напряженных боев продвинулись вперед на каждом направлении от 12 до 20 километров и расширили прорыв на каждом участке наступления до 35–40 километров по фронту.

В результате произведенного прорыва войска фронта 19 января штурмом овладели городом Красное Село, превращенным немцами в крепость, и таким же мощным опорным пунктом обороны противника и важным узлом дорог — Ропша.

В ходе наступления нашими войсками нанесено тяжелое поражение семи пехотным дивизиям немцев и захвачена большая группа вражеской тяжелой артиллерии, систематически обстреливавшей город Ленинград.

При прорыве обороны немцев и в боях за Красное Село и Ропша отличились войска…»

И как это бывает у людей, привычных к случайному короткому сну, люди начали просыпаться и, просыпаясь, будили товарищей.

Проснулся артиллерийский генерал. Увидев сидящего за столом Ларина, он, словно умываясь, провал ладонью по лицу и, осторожно переступая через людей, подошел к рации.

— Дайте мне наушники, — сказал генерал.

— «За отличные боевые действия объявляю благодарность всем руководимым вами войскам, осуществившим прорыв и участвовавшим в боях за город Красное Село и Ропша.

Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины!

Смерть немецким захватчикам!»

Глава десятая

Все новые и новые части Красной Армии вводились в январское наступление. Теперь полк и вся дивизия были во втором эшелоне и двигались позади наступающих частей. Шоссейные и проселочные дороги и просто тропки, проложенные в помощь главным магистралям, были заполнены автомашинами с орудиями на прицепах, машинами с высоко вздыбленными лестницами гвардейских минометов, прикрытых огромными брезентовыми чехлами, машинами с боеприпасами, самоходными орудиями, танками и пешими бойцами, идущими не спеша, но твердо и для облегчения свалившими на волокушу винтовку, или автомат, или ручной пулемет. И вся эта движущаяся громада замыкалась обозом, то есть новыми машинами с провиантом, машинами-кухнями, машинами-ларьками и дровнями всех калибров, на которых сидели отцы в сторожевых тулупах и с бесстрастными лицами погоняли всесильных своих лошаденок.

И так велика была идущая вперед сила, что невольно то один, то другой боец говорил удивленно:

— Что же это делается? Чем дольше воюем, тем больше наша армия становится.

И это окрыляло людей и облегчало горечь утрат.

Машину, в которой ехал Ларин, сильно качнуло.

— Что там? — спросил Ларин водителя.

— В пробку попали.

Впереди стояла колонна. Оттепель развезла дорогу. Достаточно было проехать впереди двум-трем танкам, как вслед за ними приходилось затем прокладывать гать.

ЗИС зарылся в бурое месиво. Бойцы рубили сосновые ветви, бросали их под колеса, кричали шоферу: «Пошел!», но колеса вертелись на месте.

Ларин смотрел на эту унылую картину сквозь толстые стекла кабины, по которым грязными струйками стекал талый снег.