Едва очнувшись, толстяк увидел перед собой злобные глаза Кинского.
– Верёвка не жмёт? – с издёвкой спросил тот, склонившись над хозяином, которого привязали к стулу, приставив его спинкой к стене.
Толстяк покачал головой, и в лицо ему тут же выплеснули содержимое стакана с холодным пивом.
– Один из великих комбинаторов проиграл, – резюмировал Антон, ухмыляясь.
Когда сознание хозяина прояснилось больше, он разглядел перед собой фигуры ещё троих мужчин: Рыжего, Эрнста и Сильвана.
Накануне Рыжий и Кинский постарались на славу. Открыв дверь харчевни ключом хозяина, Антон умело снял медлительного вертухая на обзорной вышке короткой очередью из автомата. Затем, вытащив тела убитых беспредельщиков в униформе во двор, первым делом клоун с Антоном обыскали весь дом. Верхний этаж оказался пуст, но, спустившись в погреб, куда удалось попасть через грязную прокопченную кухню, они обнаружили двоих связанных пленников с кляпами во рту. Те и поведали спасителям свою историю. Их одурманило пиво, предложенное толстым мясником, и очнулись они уже в погребе рядом с тушами копчёного и вяленого мяса, сложенного тут буквально штабелями. При падении со стула, Сильван разбил себе нос, чем и можно было объяснить заметные кровавые потёки на полу в харчевне. Жертвы бандитов, теряясь в догадках, что собирался с ними сделать хозяин в дальнейшем, были едва живы от ужаса и, конечно, бесконечно рады тому, что по чистой случайности оказались спасены и долго благодарили Рыжего и Кинского, словно ангелов-спасителей, сошедших с небес.
Лику уложили спать в одной из верхних комнат, ещё раз проверив все помещения и убедившись, что на постоялом дворе и в доме больше никого нет.
Был уже ранний рассвет, когда Григорий и Антон начали свой допрос с пристрастием.
Выяснилось, что беспредельщики охотились на одиночные машины, проезжавшие мимо, или в наглую останавливали их на пути в крепость, заманивая на хутор под любым благовидным предлогом. Затем разбойники выводили из строя ни о чём не подозревающих людей, подсыпая в пиво и еду сильное снотоворное, забирали бензин, после чего, как правило, выкидывали своих жертв в долине, где их быстро находили вездесущие шатуны.
Сколько они ни бились, но так и не смогли вытянуть из толстяка ответ на вопрос, что он делал с попавшими к нему в лапы детьми. Кинский нанёс ему несколько сильных ударов наотмашь и даже изъявил желание выдернуть ему ногти, конечно, в отсутствие девочки, но, очевидно, толстяка было не запугать и не вытянуть из него признание никакими пытками. Он лишь остервенело смеялся Кинскому в лицо, получая от него всё новые удары, пока его силой не оттянули подальше от хозяина харчевни, на котором уже не осталось живого места.
– Что будем с ним делать? – спросил Рыжий, когда они собрались вчетвером для обсуждения дальнейшей судьбы толстяка. – Расстрелять во дворе? Или лучше за забором? Он этого достоин.
– Четвертовать! – заявил Кинский.
Судя по всему, он всё еще находился под впечатлением от произошедшего накануне ночью. Внутри у него клокотал вулкан страстей, пробудившийся поначалу в связи с неописуемым по своей наглости поведением клоуна, собиравшегося метать в него топоры на потеху весьма сомнительной публике, а затем и неожиданным поворотом событий, закончившимся необычайно удачно для них самих и столь плачевно для беспредельщиков.
– Привязать его к двум машинам за ноги и за руки и отправить на север и на юг, – добавил он, смерив толстяка убийственным взором.
– Нет, нет, – отмахнулся Эрнст. – Это уж слишком! Лучше сделаем с ним то, что они делали с другими. Выкинем его в поле на съедение зомбарям.
Услышав последнее предложение одного из участников линчевания, толстяк нервно заёрзал на стуле, попытавшись вырваться из крепких пут.
– Нет, только не это! – взвизгнул он. – Не надо, прошу вас!
– Да! – злобно воскликнул Кинский. – Именно это! Вот чего он боится, как огня. Выкинем его, как трутня из его же улья!