Почтовые открытки

– А где кухня? Тут ни раковины, ни холодильника, ни посудного шкафа. Это немного непрактично, Фрэнк. Я люблю камины, но в камине еду не приготовишь, если не насадишь ее на вертел. Ты когда-нибудь пробовал жарить оладьи на вертеле? Что нам потребуется, так это плита. Ты не поверишь, но она у меня есть. Очень красивая, квадратная, такой облицованный темно-зеленой эмалью куб. Произведение искусства. Привезена из Дармштадта. Мне ее прислал один тамошний торговец. Я попросил его найти мне какую-нибудь работу того очень странного парня, Йозефа Бойса[49]. У меня есть – точнее сказать, была – клиентка, собиравшая немецкое послевоенное искусство, она прослышала о Бойсе, захотела приобрести его произведение, какое угодно, и попросила прислать его прямо сюда. Она понятия не имела, чем именно занимается Бойс. Плита – вот что прислал торговец. И набита она была большими кусками сала. Художник работал с салом. Ну, я доставил посылку в квартиру клиентки. Она живет в Бока-Рейтоне. Неделю спустя – телефонный звонок. Звонит моя клиентка, она в ярости. Что это за вонючая штука, набитая салом, стоит у нее в холле? Я объясняю: это, мол, заказанное ею произведение искусства. Она: это отвратительно! Я велела своей уборщице вынуть все сало и выкинуть плиту, приезжайте и забирайте ее. Что я и сделал. С тех пор эта проклятая плита так и стоит у меня в галерее – поруганное произведение искусства. Это чрезвычайно дорогая плита, и мы можем ее использовать.

По пятницам Уиткин просыпался до рассвета, предчувствуя поездку на север как восхождение на высокую гору, как будто север находится на большей высоте. Так оно и было, он в этом не сомневался. Он загружал свой «универсал», пока Матиша еще спала, и в восемь был уже у себя во врачебном кабинете. Последний пациент приходил в полдень, после чего Уиткин отправлялся в путь. Но, оказываясь в лагере, он начинал чувствовать себя неуверенно. Словно дорога между двумя его жизнями была самой реальной на свете вещью и словно сама поездка значила больше, чем пункт назначения.

23 Земельные участки Отта

В ноябре, в день зарплаты, направляясь домой с картонной коробкой китайского рагу на сиденье, слушая по радио органную интерлюдию, Джуэл подняла голову, посмотрела на поле Лояла – теперь Отта, – и у нее перехватило дыхание.

Вечерняя тень надвигалась на поле, захватывала болотистые низины и распространяла темноту скал за пределы их физических оболочек, клещами смыкала ее от равнины до макушек деревьев на самой вершине, пока светлым не остался лишь веер лучей заходящего солнца на горизонте. Холодный свет струился по прокопанным бульдозерами дорогам, которых еще утром здесь не было. Туда-сюда, вверх-вниз дороги рассекали поле на сорок лоскутов площадью по пол-акра, слишком маленьких для чего бы то ни было, кроме могильных участков, подумала Джуэл.

Пока она, дрожа от гнева, сворачивала на развилке к дому, веер света в вышине померк и рассыпался, как сгоревшая бумага, оставив лишь узкие светлые кромки на отвалах земли вдоль новых дорог. Металлических ворот при въезде на поле больше не было, на их месте зияла открытая пасть и стоял одинокий фанерный знак: «Земельные участки Отта и Стоянка домов-прицепов». Внизу крупными красными цифрами – номер телефона. Не Отта. Ронни Ниппла.

24 Снова записная книжка индейца

Он написал вопрос в записной книжке индейца – покоробившемся, скрепленном спиралью блокноте со скошенным оранжевым обрезом. Было ли у меня все хорошо до Билли? Он знал непристойный ответ на него.

Часть III

25 Райский сад

Ярра был взволнован.

– Он прислал. Я знаю, что он прислал. Черт, там, внутри, чек, я не думал, что он пришлет. Но он прислал. Хорошо составили список имен. Этот не из того же, из которого та женщина, что прислала сотню? Конечно, из того же. Хороший список.

Его порк-пай[50] был воинственно надвинут на нос, поэтому ему приходилось задирать подбородок, когда он смотрел на Даба. Желваки на его лице ходили ходуном, будто он вечно жевал невидимый кусочек хряща.

– Ты открывал его?

– Нет, конечно, я его не открывал. На нем же написано твое имя, ты что, думаешь, я читаю чужие письма? – С выражением оскорбленной добродетели он взмахнул конвертом перед лицом Даба.

– Тогда откуда ты знаешь, что в нем деньги? – Даб ощущал себя так, словно находился под водой. Стены в номере мотеля были голубыми, как вода в бассейне. На шатком столе стояла его бутылка виски и лежали рулон марок, шариковая ручка, стопка конвертов, стопка мятой почтовой бумаги, список адресов и ответы – все эти письма можно было уже смести на пол.