Почтовые открытки

– Давай, девочка! Прыгай! Прыгай! Давай! – Она не двигалась. Он видел ее черные передние лапы на подоконнике, слышал ее вой, потом она опустилась на пол и исчезла. Грузовик теперь медленно полз вдоль шоссе, то исчезая в дыму, то появляясь снова, Уолли давил на клаксон ребром ладони. Горящие стебли и листья пронеслись мимо, ударились в дальнюю стену дома. Лоял ринулся к грузовику, продолжая звать Детку.

Он распахнул пассажирскую дверь и вскочил на подножку, когда Уолли резко ударил по тормозам.

– Какая умница! Не хватало, чтобы после всего я ее переехал.

Собака уже сидела в кабине, дрожа и мотая хвостом из стороны в сторону, как включенный на полную мощь стеклоочиститель.

– Она выпрыгнула из дыма, как будто ею выстрелили из рогатки.

Старик выжал педаль, и грузовик рванул вперед. Лоял, изогнувшись, смотрел в заднее стекло, но только когда они отъехали мили на две к востоку, увидел, как столб пламени, взметнувшийся над его домом, прорéзал пелену дыма. Он держал ладони на шее собаки, стараясь унять ее дрожь. Ну вот, ничего, кроме грузовика и собаки, не осталось. Даже смены белья у него теперь не было.

– Да, работает человек от светла до светла, и вот с чем остается, – нараспев произнес Уолли. – Надеюсь, у вас есть какая-нибудь страховка, мистер Блад?

Ничего такого, о чем стоило бы говорить, у него не было.

35 Что я вижу

Нора суслика – га-га – чок-чок – тук-тук – шур-шур – шипение, пронзительный свист, иглы, кровь, кровь, о, вождь Билли Боулегс[96], поныне не покоренный, семинолы, разодетые в малиновые куртки и расшитые блестками накидки, поныне исполняющие Пляску зеленой кукурузы[97]. Но и решительно рассекающие на глиссерах среди зарослей осоки, приманивающие туристов тайваньскими бусами и браслетами из кожи аллигатора. Плоские черные глаза всегда настороже.

Отталкиваясь шестами, они плывут через Зеленое болото на пикник, Пала, с переливающимися распущенными волосами, – впереди него, ее брат Гильермо – Билл – человек действия, позади, Даб ощущает, как чайного цвета вода скользит под днищем каноэ, видит, как поверхность воды взрывают радужные пузырьки газа, как ее разрисовывают шахматные спины и деревянные сучки́ глаз аллигаторов, из душных зарослей деревьев взлетает под углом облако цапель. Он вдыхает смрад гниения, над протоками в зеленом свете свисают гигантские паутины, стволы деревьев покрыты мхом. Орхидеи. Его до сих пор пробирает дрожь при виде мясистых цветков на кончиках окуляров бинокля. Протяжные кличи дождевых ворон[98] из-под длинных тучевых пластов, похожих на выглаженные черные льняные простыни. Билл прихлопывает на себе москитов.

– Пала, тебе нравится? – Ему нужно это услышать.

– Да. Красиво и очень необычно. – Она оборачивается и улыбается ему, в ее волосах копошатся москиты.

– Я бывал здесь раз сто.

Это болото остается самим собой среди красной пустыни эволюции. Однажды он слышал кашель пантеры. Здесь нет мужчин в пляжных трусах цвета манго, женщин, притворно ахающих от восторга, никаких бульдозеров, ошеломительных технологий, стеклопластиковых фантазий. Много лет он вел тайные переговоры, встречался в мотелях с покупателями, маскировавшимися под коммивояжеров или студентов, изучающих окружающую среду. Район благоустройства Риди-Крик. Когда он будет закончен, его назовут Миром Диснея. Дорогое пластиковое дерьмо, думает он. Но подмигивает и про себя благодарит за лишний миллион.

Позднее они возвращаются в опасный город, пробиваясь по запруженным автомагистралям, назад, к запаху кофе и сладких сигар, желтому щиту BARRA ABIERTA, разноцветным огням, насыщенному запаху стейка паломилла. На улицах Даб видит парад ярких платьев, золотых цепей и стразов. Над городом – веер облаков, похожих на малиновые лезвия ножей, внизу – мраморный тротуар. Мимо проплывает окно, в нем – раструб старинного граммофона, из горловины которого вылетают нарисованные цветки «утреннего сияния»[99]. Я люблю все это, думает он, рев самолетов, статуи Девы Марии с цветочными гирляндами на шее, скульптуры второстепенных святых во дворах, подсвеченные розовым неоном, фотовспышки туристов-фотографов, витрины, заваленные морскими раковинами, устричные бары и имитации сморщенных голов[100], плетеные рыбацкие корзины и рисованные ткани, музыку в стиле фанк, безбашенных парней, сделки и грязь, размывающиеся пляжи, ощущение существования в чужом и беспощадном месте. Дом.