Почтовый ящик

– Передайте ему, пожалуйста, билет к нам на елку. Он заказывал билет, а потом не зашел, – попросила администраторша и протянула билет. Но Валентина Михайловна его не взяла. Тогда Сережа взял билет и положил в карман.

Как только вышли на улицу, Валентина Михайловна повернулась к Сереже и сказала, глядя на него расширенными от страха глазами.

– Что же ты наделал?!

– А что? – удивленно спросил Сережа.

– Как же мы отдадим билет участковому? Где мы его взяли? Ведь клуб не на нашем участке патрулирования! – в отчаянье произнесла Валентина Михайловна.

– Да, Валя, сильно тебя сегодняшний день по голове долбанул! – ответил за Сережу Толик. – Скажем, что в клуб зашли погреться.

Валентина Михайловна перевела взгляд на Толю, и мгновенье смотрела на него с тем же застывшим выражением лица, потом вдруг напряженность на лице прошла, и Валентина Михайловна счастливо засмеялась. Вслед за ней засмеялись ребята.

Глава 19

За работу со сверхвысокочастотным радиоизлучением, или СВЧ, людям давали льготы. За эти льготы шла постоянная борьба: администрация стремилась льготы отнять, а сотрудники старались их расширить.

Самая главная льгота состояла в сокращенном рабочем дне, уходили с работы на час раньше, и это было святое, неприкасаемое. Иногда очередной комиссии удавалось доказать, что сокращенный рабочий день не положен, победивший руководитель радостно говорил: «Вот видите!», но тут же сам придумывал способ отпускать работников неофициально, по увольнительным запискам, по спискам или без всякого оформления. Через некоторое время следующая комиссия возвращала льготный час. Если бы сокращенный рабочий день отменили, многие бы уволились.

Всем остальным, чем поощряли за вредную работу, люди не так сильно дорожили, даже надбавкой к зарплате. Десять процентов к зарплате, молоко «за вредность», несколько дополнительных дней к отпуску – все эти льготы и льготишки то давали, то отнимали. Сотрудники боролись за них, но не уходили.

Был, правда, бастион, который администрация не сдала: никому так и не записали в трудовой книжке о работе «во вредных условиях труда».

Самым важным и основным был вопрос о том, как же все-таки влияет излучение на человека. Но, как часто бывает, на этот главный вопрос почти не обращали внимания. Никто особенно не прятался, не выключал лишний раз аппаратуру и не старался уменьшить вредность при постановке эксперимента. Пренебрегали всем этим. Также ликвидаторы в Чернобыле собирали и жарили радиоактивные грибы. Все были молоды, ничем не болели и не верили, что могут когда-нибудь заболеть, а тем более от своей работы.

Даже почему-то считали, что тот, кто работает с СВЧ, не заболеет раком. Об этом никогда не говорили, но знали про себя. Такое было суеверие. Потом, через годы, оно рассеялось, когда стали умирать от рака. Причем первым скончался Боря Прохоров, который с утра, придя на работу, задирал очки на лоб, прижимал глаза к микроскопу и сидел целый день, глядя на тонюсенькие волосинки, напыленные на поликоре, и настраивал их с помощью иголки. Так что легенда о профилактике онкологических заболеваний рассеялась с годами.

А раз работникам было наплевать на собственное здоровье, то и ежегодные медосмотры «лиц, работающих во вредных условиях» проводились курам на смех. Качество этих осмотров снижалось и снижалось из года в год. Дошло до того, что с самого начала медосмотра ребятам в регистратуре давали листочек, «синьку», где было написано: «Тоны сердца чистые, живот мягкий, безболезненный, и т. д.» Оставалось только вписать фамилию, подразделение, должность, пульс и давление. Фамилию ребята вписывали и, войдя в кабинет врача, говорили: «Пульс 72, давление 120 на 80». Врачиха улыбалась, писала, не измеряя, эти цифры и расписывалась внизу листочка под словами: «Здоров, свою работу выполнять может».

Толку от таких медосмотров не было никакого, сплошная фикция. Ну, может, очкарики просили иногда окулиста выписать рецепт на очки или хирургу показывали долго не проходивший синяк.

Зато полный медосмотр успевали пройти до обеда.

«Синьками» пользовались два года, а потом, наверное, кто-то пожаловался на формальное отношение к здоровью трудящихся в институтской медсанчасти. Главврачу накрутили хвоста и велели исправиться. Врачиха озверела. «Я хотела вам же помочь, чтобы вы меньше в очередях сидели, а вы – жаловаться! Вот и старайся, делай для людей! Ну, я вам устрою!» – кричала она. Следующий медосмотр был зверским, унизительным и мучительным. Требовали справки, анализы и выписки, безжалостно гнали за любой бумажкой в домашнюю поликлинику или в диспансер. Ребят в кабинете хирурга заставляли снимать трусы при молоденькой медсестре. Окулист всем подряд измерял глазное давление.