Почтовый ящик

– Ну, дальше что? – Сережа не стал объяснять жене, что не диабет – липовая болезнь, а диабет у него липовый, нет у него диабета. Только подумал, что Танька хорошо подковалась, наверное, читала «Справочник фельдшера», по которому они с Андреем Прокофьевичем научно диагностировали болезни детей. Толку от этого справочника было не слишком много, но зато мужчины могли обоснованно возражать теще, которая норовила поставить диагноз без специальной литературы. Раньше Татьяна этот двухтомник никогда в руки не брала.

– Что дальше? – переспросила Таня. – Я же говорю: тебе нужно дополнительное обслуживание, значит, на меня ложатся дополнительные обязанности. А с какой стати?!

Сережа понял, что Таня наконец подошла к самому главному. «Спокойно, – успокаивал себя Сережа. – Такая у меня жена. Буду приводить простые доводы, ни в коем случае не стану обижаться.»

– Ты опасаешься, что из-за моего диабета, если он есть, тебе придется изменить свою жизнь, от чего-то отказаться, чтобы ухаживать за больным мужем?

– Да, именно так, – Таня напряглась, внимательно смотрела Сереже в глаза. Как хорошо, что Сережа понял ее и не стал разыгрывать обиды, ссылаться на благородных и самоотверженных литературных героев, не стал прятаться в непонятное, сложное…

– Но тебя эта дополнительная работа не коснется. Ты в семье не выполняешь и основную работу. Детьми ты занимаешься мало, по ночам спишь. До сих пор стирала и готовила еду твоя мама. Уколы, горчичники, банки, компрессы делал я или твой отец. За продуктами или в аптеку за лекарством, я даже не припомню, когда ты ходила последний раз.

– Да, это так, – сказала Таня. – Я все понимаю и не хочу ничего сказать. Родители и ты во многом облегчаете мою жизнь, даете мне возможность…

«Творить, что ли?» – подумал Сережа. Но Таня не уточнила, какую возможность ей дают.

– Тогда скажи, с какой стати родители за тебя работают? – спросил Сережа.

– Но ведь они – мои родители, они мне помогают, – сказала, как само собой разумеющееся, Таня.

– А я? Я выполняю работу, которая у всех считается женской, потому, что я – твой муж? И мужскую работу с меня никто не снимает. Это с какой стати?

– Ну, ты вошел в семью… Тебе же надо что-то делать. Ведь тебе же было бы неудобно, если бы папа с мамой все за тебя делали. Потом, ведь ты делаешь для своих детей, – без запинки ответила Таня.

– Вот, ты все разложила по полочкам, все хорошо объяснила. При таких объяснениях ясно и то, что тебе не придется выполнять дополнительную работу, связанную с моим диабетом,… если он есть. Все по-прежнему будем делать мы, я и твои родители, – Сережа сдерживался, вел разговор спокойно и называл вещи своими именами.

– Но ведь родители – пожилые люди, а диабет – неизлечимая болезнь, с ним живут всю жизнь.

– Тогда давай договоримся, что когда родители не смогут нам помогать, а я не смогу сам себя обслуживать, то ты на всех нас поработаешь на тех же основаниях: им ты – дочка, мне – жена, – Сережа все-таки повысил голос.

– Ты что, обиделся? – спросила Таня.

– Нет. Но я действительно не могу придумать ничего другого в создавшейся ситуации.

– И не нужно ничего придумывать. Я твою болезнь восприму как данность. Буду все делать для тебя не хуже никакой другой жены. Я же тебя люблю, ты – мой муж. Я просто хотела во всем разобраться, и я очень благодарна тебе, что ты так сдержанно и просто ответил мне на все вопросы! Впрочем, я думаю, что ты прав, и никакого диабета у тебя нет.

«Да… Загадочная конструкция – моя Танька, – думал Сережа. – Что-то Прокофьич с тещей перепутали, когда ее делали. Все на месте, но чего-то не хватает. Хорошо бы Таньку перебрать, как коробку передач»

Но на душе у Сережи стало легче после этого разговора. Да и сам разговор быстро забылся, а диабета никакого и впрямь не оказалось.

Глава 20

Ситуация по двести сорок шестому заказу грозила скандалом. По результатам испытаний оказалось, что ошибка в измерениях, вносимая изделием их предприятия, в два – три раз больше допустимой. Причем испытания проводились в большом московском институте, который занимался моделированием огромного комплекса. В этот комплекс изделие Сережиного института входило, как составная часть. Мнение большого института было решающим для заказчика. Если там скажут, что плохо, то и заказчик скажет, что изделие не годится. Получилось так, что скандал сразу вышел на межинститутский уровень.

Ошибка в измерениях, из-за которой разгорелся сыр-бор, присутствовала всегда и возникала по разным причинам в нескольких устройствах. На самых первых этапах разработки ошибку привычно и традиционно делили на части и раздавали разработчикам устройств так, чтобы изделие, собравшее вместе все устройства, работало с заданной точностью. Так и было во всех предыдущих разработках: каждый блок вносил свою часть ошибки, и все изделие работало как нужно.