Еще за два дня до отъезда из Киева, придя последний раз на завод, Сережа позвонил на работу сообщить, что все сделано, и в следующий понедельник он появится, а сейчас чтобы его не искали.
– Сережа, скорей приезжай, тут такое! – услышал он в трубке голос Валентины Михайловны.
– Что случилось? У меня билеты на послезавтра. Что, менять?
– Нет, менять не нужно, конечно, но не задерживайся.
– Опять, что ли, из этой области? – Сережа имел в виду свои старые неприятности с Первым отделом.
– А… Да-да-да! Из этой, из этой.
У Сережи похолодело внутри. Что еще могло случиться, неужели не кончилось за три года?! Валентина Михайловна на том конце провода почувствовала Сережин испуг, вспомнила, что он там с ребенком, и постаралась его успокоить, но в то же время и не ослаблять напряжение интриги.
– Не бойся, тебя не касается. Но все равно оттуда же, только посильнее!
Сережа тогда усилием воли заставил себя забыть про этот звонок, чтобы не портить отдых с Генкой. Теперь по дороге в булочную вспомнил.
– Что там у нас стряслось? – спросил Сережа тестя, когда вернулся из булочной. – Почему-то мне сказали, чтобы приезжал поскорей.
– Все предприятие гудит. Сталину вашу с мужем арестовал КГБ как шпионов.
Сережа аж присел от неожиданности.
Сталина Васильевна была шпионкой, точнее, женой и сообщницей шпиона. Но это выяснилось потом.
В детстве Сталина хлебнула лиха. Ее отец был авиационным инженером, до войны работал в группе изучения реактивного движения, знаменитом королевском ГИРДе. В тридцать девятом году его посадили, потом перевели на поселение, и к нему приехала жена с дочерью Сталиной. После ссылки вернулся в Москву в пятьдесят шестом со справкой о реабилитации. Обошел несколько институтов, но устроиться на работу не смог. Пошел в приемную на Лубянке и спросил: «Так я реабилитирован или нет?» Тогда решили вопрос. Устроили на работу под Москвой и дали жилье. Дочь Сталина окончила Авиационный институт, на пятом курсе вышла замуж за своего же студента. Сталина и ее муж Роберт распределились на работу вместе в тот «почтовый ящик», куда потом пришел Сережа.
У Роберта, как и у Сталины, и имя было непростое, и судьба сложилась непросто. Родился в Прибалтике, семья успела уехать до прихода немцев. Намаялись в эвакуации. Потом родители не захотели возвращаться, остались в Казахстане, а Роберт поступил в Авиационный институт в Москве. Жил в общежитии. Потом с женой переехал под Москву.
Странная была пара – Сталина Васильевна и Роберт Николаевич. Он невысокий, но ширококостный, крепко сбитый с некрасивым злым лицом. Те, кто учился с ним вместе, вспоминали, что Роберт никогда не возвращал одолженных денег. Всегда находил предлог, чтобы не отдавать, да еще обругать или даже побить кредитора. Говорил, что тот за его счет когда-то выпил, или что-то у него брал и не вернул. Все были перед ним виноваты. Рассказывали еще, что Роберт на последнем курсе то ли ударил, то ли чуть не ударил преподавателя. Собирались Роберта отчислить из института. Однокурсники пошли к ректору с заявлением, просить, чтобы не выгоняли. Ректор их выслушал и сказал: «Нет, не выгоним его, кто ж с последнего курса выгоняет? К моему сожалению. Но вы меня как огорчаете! Как же вы, делегация, пришли просить за такую сволочь? Этот негодяй себя еще не так покажет! Уйдите, чтоб глаза мои вас не видели!» И порвал их заявление. Но на работе Роберт пошел хорошо, был заметной фигурой на предприятии. Он отвечал за конечные параметры изделий, согласовывал их на самом выходе, когда система переставала быть разработкой и становилась серийной продукцией.
Сталина, Лина, как ее называли, имела, в отличие от мужа, выдающиеся размеры во всех трех измерениях. Выше мужа на голову, а тяжелее, наверное, в два раза. Уверенная в себе, громогласная. К Сереже относилась свысока, подумаешь, мальчонка с периферии, из милиционеров. По сравнению с ней мелкота. Пыталась нахального мальчишку Зуева «носом поводить» при случае. Давно, еще, когда Сережа только пришел в лабораторию, Лина увидела у него в руках билеты в театр и воскликнула с иронией, громко, на всю лабораторию.
– Ты идешь в театр?! В какой же?
– В театр Станиславского, – робко ответил Сережа.
– Ты имеешь в виду, имени Станиславского и Немировича-Данченко, музыкальный? – снисходительно уточнила Лина.
– Да нет, одного Станиславского, драматический, – ответил Сережа.
– Ты ошибаешься, такого театра нет в Москве, – припечатала провинциала Лина.
– Да нет, есть, – не согласился Сережа и попытался рассказать про Михал Михалыча Яншина, про Ольгу Бган, Ивана Козлова и артиста Сатановского.
Лина снисходительно выслушала его лепет, потом сказала:
– Во всяком случае, в кругах театральной общественности этот театр неизвестен! – после чего решительно отошла от Сережиного стола.
Молодежь хихикала, потом некоторое время Сталину Васильевну за глаза называли «Театральной общественностью». Молодые сотрудники лаборатории с удовольствием слушали Линины громкие речи и ждали, когда она очередной раз попадет впросак.