Екатерина Алексеевна благосклонно выслушала их речи, уверила город в своём благоволении и готовности оказать ему защиту, после чего взяла с блюда крошку хлеба в знак внимания к оказанному ей гостеприимству.
Пока поезд стоял на этом месте, к нему быстрой рысью подъехал открытый экипаж. Его сопровождали конные казаки; лакеи в ливреях, богато украшенных галунами, помещались на козлах.
В коляске сидел, небрежно развалившись на подушках, мужчина лет пятидесяти, во французском костюме синего бархата; бриллианты сияли на его камзоле и шляпе; звезда на андреевской ленте блестела на его груди. Резко очерченное лицо со смело изогнутым орлиным носом отличалось правильными, благородными чертами, но носило отпечаток вялости и утомления. Этот вельможа как будто почти не замечал происходившего вокруг него и лишь с неудовольствием поднял взор, когда его экипаж, которому все давали дорогу, остановился почти как раз за экипажем императрицы.
Сосновский подъехал в коляске, поклонился пожалуй так же низко, как незадолго пред тем самой императрице, и сказал:
— Позвольте, ваше сиятельство, от имени признательной Польши приветствовать благородного князя Потёмкина и просить его о дальнейшей благосклонности к моему отечеству.
Кругом послышался сдержанный ропот, однако все головы обнажились при имени этого всемогущего министра императрицы.
Не меняя своего полулежачего положения, не дотрагиваясь до своей шляпы, Потёмкин повернулся немного в сторону и сказал:
— Ах, Сосновский, это — вы? Ну, моё благоволение будет вполне зависеть от того, как поведут себя ваши соотечественники. Но, чёрт возьми, что происходит впереди? почему остановились мы тут посреди дороги, где так печёт солнце?
— Представители города приветствуют её величество, — почтительно ответил Сосновский, всё ещё держа шляпу в руке.
— Скучная остановка! — брюзгливо проворчал Потёмкин и растянулся ещё удобнее на подушках своего экипажа.
Через несколько секунд императрица тронулась дальше, проезжая по городским улицам. За нею следовало множество экипажей с русскими сановниками и придворными дамами.
Государыня приказывала порою останавливаться, чтобы полюбоваться особенно затейливо украшенными домами, и много раз изъявляла в милостивых словах своё удовольствие по поводу устроенной ей встречи, так что поезд двигался вперёд чрезвычайно медленно.
Потёмкин вскоре приказал кучеру свернуть в сторону и поехал в архиепископский дворец, где ему была приготовлена квартира.
Тем временем в Янчинском дворце всё ожидало прибытия монархов. На ступенях парадной лестницы замка стоял кабинет-министр, князь Безбородко, в полной парадной форме и в андреевской ленте. Это был мужчина за пятьдесят лет, высокого роста, с резко очерченным, полным лицом; его светлые глаза и пухлые губы свидетельствовали столько же об уме и проницательности, сколько и о наклонности к весёлому наслаждению жизнью среди роскоши и неги.
Возле него находится обер-камергер граф Строганов, малорослый человек в летах Безбородко, с изящным, умным лицом, более смахивавший на учёного, чем на царедворца; их окружали дворцовые чиновники и несколько пажей. Конногвардейцы стояли на карауле у входа и в дворцовых коридорах.
Совсем в стороне, между чиновниками придворного штата, стояли, не замечаемые никем, граф фон Фалькенштейн и граф Кобенцль. Последний тщательно держался позади и боязливо избегал, чтобы взгляды Безбородко и Строганова останавливались на нём.
На графе Фалькенштейне было широкое пальто из серой материи, которое совершенно закутывало его и внушало пренебрежение дворцовым слугам, которые, вероятно, находили неслыханным, чтобы кто-нибудь мог присутствовать на приёме императрицы в таком будничном одеянии; но так как оба незнакомца принадлежали к австрийской свите, то никто не осмеливался сделать им замечание; этих людей старались только по возможности оттеснить назад, чтобы замять подобное нарушение этикета.
Граф Феликс Потоцкий въехал во двор и, проворно спрыгнув с лошади, стал возле князя Безбородко и графа Строганова, чтобы рядом с ними принять императрицу в её временной резиденции. Весело и непринуждённо разговаривал он с обоими русскими вельможами, но при этом от времени до времени пристально и тревожно озирался кругом, точно отыскивая что-то. Наконец его зоркий взгляд различил между поставленной в стороне прислугой графа Фалькенштейна и мимолётная улыбка скользнула по его губам.
Всё ближе раздавались клики, которыми приветствовали императрицу на улицах города. Наконец караульные конногвардейцы у ворот опустили свои палаши.
Экипаж императрицы въехал во двор и остановился пред крыльцом. Все головы обнажились и склонились к земле. Князь Безбородко спустился по немногим ступеням лестницы, чтобы приблизиться к экипажу государыни и отворить дверцу. Но в эту минуту граф Фалькенштейн проворно отстранил окружавших его людей и поспешил к крыльцу.
Его хотели удержать, однако он сбросил своё пальто и под ним увидали простой тёмный костюм с голубою андреевской лентой и звездою.