Под белым орлом

Иосиф сначала с изумлением смотрел на удивительный пирог. Екатерина Алексеевна разрезала его и разделила обе части; тогда на дне блюда под пирогом отчётливо показалась карта Турции с Чёрным и Средиземным морями. Тонкая улыбка появилась на губах Иосифа.

Потёмкин с восхищенным выражением, словно при виде карты ему пришла в голову новая поразившая и воодушевившая его идея, громко воскликнул:

— Полумесяц — эмблема богини охоты, и поистине нет более благородной охоты для ваших величеств, как стремление к владычеству над миром, разделённому между императорскими коронами Рима и Византии!

Иосиф, смеясь, но со вздохом ответил на это:

— Вы забываете, мой милый князь, что римская императорская корона почти уже свалилась с моей головы и что корона Византии лежит поверженной у ног султана. Возвысить римско-германскую империю до былого могущества её было бы так же трудно, как трудно восстановить снова трон Византии.

— Что может быть трудного для серьёзной и решительной воли, — возразила Екатерина Алексеевна, — если эта воля исходит от двух христианских монархов, которые обязаны разрушить власть полумесяца над христианскими землями и народами и которые, раз они исполнили эту свою обязанность, имеют право овладеть наследством отброшенного на Восток султана?

— Это нежное пирожное привело нас в самую средину труднейшего вопроса европейской политики, — сказал Иосиф, отведывая маленький кусочек лёгкого бисквита.

— Может ли быть для двух самых могущественных и выдающихся монархов более достойный десерт, чем полумесяц? — спросил Потёмкин.

— Гораздо труднее разделить полумесяц на Айя-Софии, чем этот, — серьёзно ответил Иосиф. — Тот полумесяц угрожающе поднялся над вратами Вены и только великий предшественник вашего величества, — обратился он к Екатерине Алексеевне, — смог сломить его могущество.

— Под тяжкими ударами русского меча он содрогался на Дунае и под Чесмой, — с пылающими взорами воскликнула Екатерина Алексеевна, втыкая остриё своего золотого ножа в лежащий пред ней золочёный рог, — и если он ещё продолжает оскорблять весь христианский мир, сверкая на куполе Софийского собора, то это зависит от того, что ещё никогда до сих пор оба его естественных врага не соединялись вместе, чтобы разделить его, как мы это делаем здесь с его подобием. Один рог турецкого полумесяца направлен против вас, ваше величество, другой — против меня, и, клянусь Богом, я вовсе не намерена терпеть такие угрозы! Вы, ваше величество, — я убеждена в этом — должны думать и чувствовать то же самое, а где одинаковые чувства и одинаковые мысли, там союз почти уже заключён! Если каждый из нас возьмёт тот рог, который угрожает нам, то мы уничтожим врага и угрозу обратим в новый источник нашего могущества!

— А каковы были бы эти рога? — с усмешкой спросил Иосиф, точно так же втыкая остриё своего ножа в лежавший пред ним пирог, так что действительно казалось, что полумесяц разделён между ним и императрицей.

— Вам, ваше величество, Адриатическое море до устьев Дуная; это — жизненная артерия вашего государства, — ответила государыня, — поэтому ему предопределено быть австрийскою рекою; мне, — гордо закинула она голову, — Дарданеллы и Византия. Тогда в наших руках будет мост, соединяющий Европу с Азией. Вы, ваше величество, будете охранять одну сторону, я — другую. Богатства всего мира должны будут направляться по этому мосту и будут платить нам за это пошлину. Сомневаетесь ли вы, ваше величество, что мы станем владыками Европы? Я не жадна до новых земель, — продолжала она, пристально наблюдая за императором, — с меня их достаточно; я стремлюсь к Чёрному морю и Византии, которая со времён падения Византийской империи тяготеет к .России; но я не стану угнетать, как это делают турки. Наоборот, я освобожу от позорного рабства древние рассадники культуры, в которых и посейчас ещё корни нашего просвещения находят себе пищу. Древняя Греция снова восстанет в своих республиках; вновь из афинского Акрополя воссияет миру свет разума и снова на олимпийских играх народы станут состязаться в благородном соревновании в искусствах и в науках!

В глазах Иосифа сверкнул огонёк.

— Клянусь Богом, — воскликнул он, — это — великая мысль, и я могу позавидовать вам, ваше величество! Только подумать об этом — великое дело, выполнить же его было бы делом божественным!

— А охранителями этой вновь восставшей Греции были бы мы, — сказала Екатерина Алексеевна, — вы, ваше величество, и я. Разве не стоит предпринять борьбу для того, чтобы вплести такие лавры в наши венцы?

Иосиф схватил руку императрицы, пламенно поцеловал её и воскликнул:

— О, если бы это было возможно! Солон и Ликург, Сократ и Платон, все герои и философы древней Греции соединились бы с нашими именами, передались бы так потомству... И всё-таки...

— И всё-таки? — спросила Екатерина Алексеевна.