Читаем Под часами полностью

На кладбище было пусто, как всегда в будний день. Четыре огромных собаки валялись у входа поперек дороги, не обращая никакого внимания на проходящих. Ни голосов, ни птиц, только изредка доносился стрекот мотороллера, на котором рабочие возили плиты и свой инструмент. Автор сидел на влажной скамеечке, подложив под себя ладони, — мама всегда повторяла ему: "Не сиди на холодном — застудишь почки", и сейчас он рассеянно смотрел на мокрый песок и совершенно явственно слышал ее голос… всегда у них разговор начинался с чего-то незначащего… пальцы рук затекли. Он переваливался всем весом то на одну, то на другую руку и, совершенно не замечая, чуть покачивался вперед-назад… краем глаза он уловил, что кто-то подошел бесшумно и остановился рядом… он медленно повернул голову, перевел свой рассеянный взгляд на стоящего человека и вроде бы, как тому показалось, смотрел куда-то мимо него, хотя их разделяло три шага…

— Это ты или не ты? — Спросил человек, прищурился и чуть отклонился назад.

— Леня? — вышел из забытья задумчивости Автор, — Солин?

— Хорошее место для встречи, когда не виделись десять лет…

— Десять? — удивился Автор — Посчитай! — Он принялся загибать пальцы, — Одиннадцать… да…

— Лермонтова уже убили. — Мрачно сказал Автор.

— Что? — Нахмурился Солин…

— Наши из класса еще все живы?.. Не знаешь?

— Не знаю… мама? — Кивнул он на могилу и увидел в ответ такой же кивок.

— А у тебя?

— Бабушка с дедом…

Если бы они встретились где-нибудь в городе на перепутье, то, наверное, так бы и разошлись после незначащих вопросов, но кладбище… каждый знает, что здесь, в буквальном смысле: вдалеке от городского шума, все по-другому… может быть, и мысли, заглушаемые суетой, здесь слышнее, и легче их произнести вслух…

В их мужской школе-новостройке на окраине был один выпускной — двадцать два ученика всего… сфотографировались на память, отгуляли выпускную ночь и разбрелись… город большой… Теперь они с удовольствием возвращались в годы совместной учебы, вспоминали разные смешные и нелепые случаи и после этого пытались по крохам, кто что слышал, восстановить, кто где сейчас и что делает… так под конец своей прогулки по памяти очередь дошла и до них самих…

— Ну, о тебе, что говорить, — наслышаны: входишь в моду!

— Увы, — возразил Автор и помолчал…— а ты? Ты же вроде какой-то химический закончил…

— И диссертацию защитил…

— Ну? Все успевают… преподаешь?

— Нет…— Леня как-то помрачнел и ответил односложно.

— Что, сыграл в ящик? — Пытался сострить Автор…

— Вроде того. — Опять односложно согласился Солин.

— У тебя неприятности? Прости? Мы ведь как-то не очень близки были, хотя, знаешь: жаль… все же школьные товарищи — это на всю жизнь… может быть, поедем ко мне? Ты женат? — Вопросов за годы разлуки накопилось много.

— Я думаю, мне лучше не ездить к тебе…

— Почему? — Удивился Автор, но почувствовал, что это не просто нежелание товарища, — я чем-то могу тебя скомпрометировать? У тебя сильно секретная фирма? — Леня помялся и нехотя заговорил, глядя прямо в глаза товарищу:

— Я в отказе.

— Что? — не понял Автор — В отказе. Хотел уехать за границу… совсем… теперь сижу дома — с работы уволили… в дворники не берут… жду…— Автор стоял перед ним совершенно растерявшийся…— может быть, тебе, как писателю будет интересно… да, и кстати, у меня к тебе просьба будет… на ловца и зверь бежит, как говорится…

Они брели по центральной аллее доходили до собак, не сговариваясь, поворачивали обратно и снова брели к выходу. К ним одновременно по мере их беседы пришло чувство сожаления, что они прежде не сошлись ближе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее