Под часами

Он так и остался стоять в кулисе. Монтировщики переругивались и кляли на чем свет стоит помрежа Светку, которая унесла куда-то ключ, мимо пробегали возбужденные актрисы, сменяя вокруг него резкие возбуждающие ароматы, шум переместился в коридор, где сейчас все готовились к "совещанию" — премьеру отмечали тут же, в репетиционном зальчике, в котором уже были накрыты столы…"А…— махнул рукой Пал Силыч, — по-русски: клин клином… кто такая Светочка? Завпост что ли?" — И он направился на шум голосов…

Странные события происходили вокруг Автора, и он убеждался вдруг, что при своем видимом врастании в эту жизнь по мере взросления, на самом деле, мало что в ней понимает, и эта дикая фраза "писатель должен изучать жизнь", которую приписывали советскому классику, вдруг перестала казаться ему такой нелепой и пошлой. "Что я знаю о душах и мыслях этих людей, с которыми нечаянно столкнулся? Пожалуй, больше всего о том, кого меньше всего видел — всего два раза… но у меня в руках… нет в памяти… его стихи… в памяти? Да если бы не они, и пьесы бы никакой не было — это все странные совпадения! Странные? А может, я прошел мимо тысячи таких странных совпадений в этой жизни, которая заставляет людей прежде всего заботиться о своей безопасности, т. е. о закрытости и о маске, с которой они живут денно и нощно, часто даже на миг, не снимая ее хоть перед кем, перед близким другом или любимой женщиной… Настроение у него было скверное. Он досадовал на свою сытость, хотя по-правде сказать, никакой сытости-то и не было… был, наоборот, голод… по общению, работе… публикациям, выходу на новых людей и новые непривычные замыслы, которые смутно тревожили его постоянно и никак не формулировались, потому что при попытках принять определенные контуры, сразу сталкивались с установленными нормами и возможностями и падали с высоты на землю, разлетаясь на мельчайшие осколочки, так что общее "не подлежало восстановлению", а удар и понесенные нарушения были "несовместимы с жизнью". Ура шаблонам! Он притащился домой совершенно разбитый и не предполагал никакого серьезного разговора, но Татьяна, увидев его и обернувшись через плечо, вдруг так его раскроила словами, что он просто рухнул в кресло:

— Можно подумать, что ты снова встретил своего поэта?

— Что??? Как ты могла… как ты догадалась???!!!

— Зачем гадать? В первый раз у тебя было такое же перевернутое лицо. Он что гипнотизер?

— Я его действительно встретил…

— И он потряс тебя новыми стихами?

— Нет. Совсем другим…— он начал рассказывать ей вперемешку сбивчиво и путанно, совершенно не в своей манере, все сразу растасовывать по папкам, о карпе и Соломоне, о неожиданной встрече с Сукиным, Солине, его перепуганной жене, ужине, молитве и…— ты знаешь, что меня больше всего поразило?…— он надолго замолчал, и Татьяна не прерывала тишины…— мне показалось, что когда он говорил Родина, о Родине… ну, словом это было не то, что я прочитал в его стихах!..

— Он врет?

— Не знаю…

— Может, тоже боится?

— Он? Чего?…читает молитву на древнееврейском…

— Это из детства…

— А может, его больше всего задело, что этот Солин его таким дуболомом представил… для таких людей…

— Солин? Не думаю, он для него чужой, получается, чуть не предатель… хочет уехать…

— А если он тоже чувствует, что ему здесь уже невмоготу, и вдруг эта мысль: уехать, а это так неожиданно для него, как предать самого себя?!

— Он? Уехать? Нееее-е-ет…— Он покрутил головой и уставился на Татьяну. Она сидела невозмутимо. Потом ответила, вставая…

— А что?…я бы…

— Что? — Удивился Автор…

— Надоело тут все до…— она крепко выругалась, махнула рукой и подступила к нему лицо к лицу…— ты что, слепой? Ты, бытописатель хренов? Слепой? Тебе нравится править пьесу, чтоб стала понятна этой бляди, с которой твой дружок никак расстаться не может?…

— Мой?…— скандал возник мгновенно и разрастался со скоростью взрыва.

— Уехала бы к… матери. Это тебе переводчик нужен, а ты там ни на фиг никому, а мне везде есть дело, и ни одна сука не будет считать петель в строчке, когда я платок для короля связала… и Сукин твой испугался…

— Он ничего не боится. — Автор покрутил головой.

— Себя. — Ткнула в него пальцем Татьяна. Нет страшнее зверя…— и ты тоже теперь, пока сам себе правду не скажешь, писать не сможешь…

— Ты прокурором не работала!? — Взорвался Автор…

— Что вдруг? — Сбила его Татьяна…

— Очень уж протокольно и безапелляционно… откуда знаешь?…

— Пока ты носишься, я с цельными натурами дело имею… с бесхитростными зайчиками и хвастливыми королями, с мудрыми шутами и прожорливыми людоедами, а они никогда не врут, потому что в сказках не надо мотивировать поступки… наоборот… их поступки — мотивы жизни… они совершают их… в отличие от нас, заменяющих все сомнениями, неврозами и таблетками…

— Господи, — он обнял ее и уткнулся в ее рыжую гриву, — только великим людям Бог посылал таких мудрых жен! Что же я должен сделать, чтобы оправдать это?!

— Ты же любишь тихие концовки… потому что в пафосе слишком много пустого места…

— У меня есть прозапас одна такая…