— Нет, нет! — возразила Фэнси.
— Только так, говорю тебе. Ты разве не слыхала, что я — колдунья?
— Слыхала, — неуверенно протянула Фэнси, — что вас так называют.
— И поверила?
— Не скажу, чтоб так уж и поверила, — очень это страшно и грешно. Но как бы мне хотелось, чтоб вы и впрямь были колдуньей.
— Колдунья я и есть. И научу тебя, как околдовать отца, чтобы он позволил тебе выйти за Дика Дьюи.
— А это ему, бедняжке, не повредит?
— Кому?
— Отцу.
— Нет. Тут главное — здравый смысл, а поведешь себя глупо — и колдовство потеряет силу.
Лицо Фэнси выразило изумление, а Элизабет продолжала:
Послушай, что ты должна сделать.
Колдунья отложила нож и картофелину и принялась шептать Фэнси на ухо длинные и подробные наставления, с мрачной усмешкой поглядывая на нее краешком глаза. Фэнси слушала, и лицо ее то светлело, то хмурилось, то озарялось надеждой, то поникало.
— Вот так, — сказала наконец Элизабет и нагнулась за ножом и новой картофелиной, — проделай все это, и ты добьешься, моя милая, своего не мытьем, так катаньем.
— Так я и сделаю! — отвечала Фэнси.
Она посмотрела в окно. Дождь лил по-прежнему, но ветер немного утих. Решив, что теперь она сможет удержать над головой зонтик, Фэнси натянула на шляпку капюшон, попрощалась с колдуньей и пошла своей дорогой.
IV
Наставления миссис Эндорфилд выполнялись самым тщательным образом.
— Какая жалость, что дочке вашей не можется, — обратился к Джеффри как-то поутру один из жителей Меллстока.
— А в чем дело? — с беспокойством спросил Джеффри, слегка сдвинув на ухо шляпу. — Ничего не могу понять. Когда я с ней виделся, она ни на что не жаловалась.
— Говорят, совсем аппетит потеряла.
В тот же день Джеффри отправился в Меллсток и заглянул в школу. Фэнси приветствовала отца, как обычно, и пригласила выпить чаю.
— В такое время я как-то не привык пить чай, — отвечал Джеффри, однако сел к столу.
Во время чаепития он внимательно наблюдал за дочерью. И, к величайшему своему испугу, обнаружил в здоровой девушке неслыханную перемену — она положила себе на тарелку тоненький кусочек поджаренного хлеба и все время крошила его, а съела разве что самую малость. Джеффри ждал, что дочь заговорит про Дика и в конце концов расплачется, как в тот раз, несколько дней спустя после его разговора с Диком в саду, когда он решительно отказал юноше. Но ничего не было сказано, и через некоторое время Джеффри отбыл к себе в Иелберийский лес.
— Будем надеяться, что бедняжка мисс Фэнси не бросит школу, — сказал через недельку Джеффри его помощник Енох, когда они сгребали в лесу муравейник.
Джеффри воткнул лопату в землю, стряхнул с рукава десяток муравьев, убил еще одного, ползавшего около уха, и, как обычно, уставился в землю, выжидая, что еще скажет Енох.
— А почему б это ей бросать? — спросил он наконец.
— Да вчера говорил мне булочник, — продолжал Енох, стряхивая муравья, прытко бежавшего у него, но ноге, — будто на том хлебе, что он доставил за последний месяц в школу, и мышь ноги протянет, уж это как пить дать! А потом я опрокинул кружечку-другую у Мурса и слыхал там еще кое-что.
— Что же еще?
— А то, что раньше она, бывало, раз в неделю точно как часы заказывала у молочника Вайни фунт лучшего масла и столько же соленого для своей помощницы и приходящей уборщицы, а нынче ей этого хватает недели на три, да и то, говорят, она его, как испортится, выбрасывает.
— Кончай с муравьями да снеси домой мешок.
Лесник сунул под мышку ружье и зашагал прочь, даже не свистнув собакам, однако они побежали за ним следом, и на мордах у них было написано, что они и не ждут особого внимания от хозяина, когда он занят своими мыслями.
В субботу утром Фэнси прислала записку. Пусть отец не беспокоится и не присылает ей, как собирался, двух кроликов, — они ей, верно, не понадобятся. Днем Джеффри отправился в Кэстербридж и зашел к мяснику, который поставлял Фэнси мясо, записывая расходы на счет ее отца.
— Пришел с вами рассчитаться, сосед, да кстати и за дочку заплатить. На сколько она там у вас набрала?
Мистер Хейлок, обретавшийся между грудами разделанных туш, повернулся к мистеру Дэю, придал лицу подобающее при финансовых расчетах выражение и, зайдя в маленькую конторку, имевшую лишь дверь да окно, весьма энергично полистал книгу, отличавшуюся длиной, но не шириной. Затем взял клочок бумаги, нацарапал счет и подал его леснику.
Вероятно, впервые в истории коммерции мизерность счета повергла должника в уныние.
— Да неужто тут все, что она набрала за целый месяц! — воскликнул Джеффри.
— Все до последнего кусочка, — отвечал мясник. — (Эй, Дэн, отнеси эту баранью ногу и лопатку миссис Уайт, а те вон одиннадцать фунтов — мистеру Мартину), да вы, мистер Дэй, небось сами ее понемножку подкармливаете?
— Где там! Вот только на прошлой неделе послал ей двух паршивых кроликов. Только и всего, честное слово!