Читаем Под флагом России полностью

Чайки, налетев на шхуну, окружили ее крикливой стаей, требуя какой-либо подачки. Птиц, по-видимому, привлекал тюлений и рыбный запах, которым было пропитано решительно все судно, начиная с трюма, с несколькими десятками уже добытых котиковых шкур, и кончая снастями, донельзя захватанными просаленными, грязными руками хищников-промышленников. Голодные чайки становились с каждой минутой все назойливее и назойливее; до сотни птиц уже уселись на мачтах, гафелях и снастях; некоторые, более смелые, слетели даже на палубу и начали расклевывать кое-где застрявший тюлений жир и разные отброски. Никем не тревожимые, чайки хозяйничали на шхуне как дома, не обращая внимания на неподвижные фигуры трех промышленников, бывших на палубе и занятых своим делом: один правил рулем, двое других лежали на полубаке[56] и поглядывали вперед. Вскоре все судно оказалось запруженным пернатым населением моря, слетевшимся неизвестно откуда. Нахальство птиц росло с каждой минутой. Полная безнаказанность поощряла их до пределов необычайной смелости. Некоторые чайки расположились даже на полубаке и стали поклевывать парусинные штаны сосредоточенных промышленников. Привлекаемый сильным запахом перегнившего жира, которым были пропитаны все части несложной матросской одежды, назойливые птицы настойчиво теребили кривыми клювами просаленную парусину, облегавшую мускулистые, крепкие ноги задремавших вахтенных. Одна из чаек уселась на плечо угрюмого рулевого и стала хозяйничать в многочисленных складках донельзя загрязненной парусинной рубахи, стараясь и там отыскать случайно застрявший лакомый кусочек тюленьего жира. Апатичный американец только скосил глаза на смелую чайку, но не двинул пальцем, чтобы согнать ее; очевидно, он находил подобное поведение нахальной птицы вполне обыкновенным.

— А, наши чистильщики прилетели! — раздался вдруг чей-то сиплый голос, и из кормовой каюты выполз коренастый, плечистый, рыжебородый шкипер, одетый в парусинную рубаху, такие же брюки и кожаную зюйд-вестку, заломленную на самый затылок.

— Они самые, сэр, — коротко ответил рулевой, сплевывая на грязную палубу уже негодную жвачку.

Шкипер, выйдя из каюты, на минуту остановился и пытливо оглядел горизонт по курсу. Видимо, неудовлетворенный, он неторопливо прошел к компасу и привычно стукнул по стеклу заскорузлым, кривым пальцем. Застоявшаяся картушка качнулась влево, качнулась вправо и затем, после нескольких последовательных колебаний, остановилась.

— Каков ход? — пробурчал шкипер, взглянув на успокоившуюся магнитную стрелку.

— Девять узлов, сэр... Всю ночь так шли...

— Пора бы и на месте быть, — заметил шкипер, быстро сосчитав в уме пройденное с вечера расстояние.

— Близко, сэр... Чистильщики прилетели... Берег, наверное, близко, сэр, — убедительно повторил рулевой.

— Вперед смотрят?

— Смотрят, сэр... Джон и Питер смотрят...

— А другие?

— Спят еще, сэр.

Шкипер что-то проворчал себе под нос и спустился в каюту; через минуту он появился опять с большой подзорной трубой. Приладив последнюю на выбленку[57] ближайших вант, он начал зорко разглядывать безбрежное море, видимо, стараясь отыскать на ясном горизонте цель своего продолжительного, тяжелого плавания—Тюлений остров. Прошло несколько минут сосредоточенного внимания.

— Вот он! — проворчал наконец шкипер, ткнув подзорною трубой в том направлении, где успел рассмотреть ничтожную, едва видную точку. — Лево руля! — скомандовал он сиплым, но в то же время властным голосом.

Рулевой встрепенулся и, повинуясь отданному приказанию, энергично завертел штурвалом[58]. Шхуна тотчас же бросилась вправо.

— Так держать! — заревел через несколько секунд шкипер и затряс над головой подзорной трубой, как бы настаивая на быстром исполнении отданного приказания.

Опытный, ловкий, смышленый рулевой не зевал, вовремя переложил руль и направил покорную его руке шхуну по указанному курсу.

— Видишь? — спросил шкипер, подходя к рулевому.

— Вижу, сэр, — коротко ответил тот, зорко всматриваясь в горизонт, на котором едва чернела какая-то неопределенная точка; не то камень, не то хребет недвижно лежащего кита.

— А те, негодяи, просмотрели... Заснули, верно, на баке, ленивые скоты! —заворчал шкипер и, достав из кармана здоровый линек[59], направился на бак, к зазевавшимся Питеру и Джону. Те действительно преспокойно спали, растянувшись на грязной, пропитанной жиром палубе и не обращая внимания на резкие крики чаек-чистильщиков, прилагавших, по-видимому, энергичные усилия к тому, чтобы прибрать всякую гадость также и возле сонливых ротозеев. Шкипер, разогнав смелых птиц, взмахнул линьком и отпустил по широким спинам неисправных вахтенных по такому здоровому удару, что те вскочили на ноги, как ошпаренные кипятком, и глупо вытаращили заспанные глаза на грозного кэптена. Шкипер, видимо, вполне удовлетворенный сильным впечатлением, которое произвел волшебный линек, хладнокровно спрятал последний в карман и, не промолвив ни слова, возвратился на ют[60], к рулевому.

Перейти на страницу:

Все книги серии Морская летопись

Борьба за испанское наследство
Борьба за испанское наследство

Война за испанское наследство (1701–1714) началась в 1701 году после смерти испанского короля Карла II. Главным поводом послужила попытка императора Священной Римской империи Леопольда I защитить право своей династии на испанские владения. Война длилась более десятилетия, и в ней проявились таланты таких известных полководцев, как герцог де Виллар и герцог Бервик, герцог Мальборо и принц Евгений Савойский. Война завершилась подписанием Утрехтского (1713) и Раштаттского (1714) соглашений. В результате Филипп V остался королём Испании, но лишился права наследовать французский престол, что разорвало династический союз корон Франции и Испании. Австрийцы получили большую часть испанских владений в Италии и Нидерландах. В результате гегемония Франции над континентальной Европой окончилась, а идея баланса сил, нашедшая свое отражение в Утрехтском соглашении, стала частью международного порядка.

Сергей Петрович Махов , Эдуард Борисович Созаев

История / Образование и наука
Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв.
Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв.

Удары разгневанной стихии, зной, жажда, голод, тяжелые болезни и, конечно, крушения и гибельные пожары в открытом море, — сегодня трудно даже представить, сколько смертельных опасностей подстерегало мореплавателей в эпоху парусного флота.О гибели 74-пушечного корабля «Тольская Богородица», ставшей для своего времени событием, равным по масштабу гибели атомной подводной лодки «Курск», о печальной участи эскадры Черноморского флота, погибшей в Цемесской бухте в 1848 году, о крушении фрегата «Поллюкс», на долгое время ставшем для моряков Балтийского моря символом самой жестокой судьбы, а также о других известных и неизвестных катастрофах русских парусных судов, погибших и чудом выживших командах рассказывает в своей книге прекрасный знаток моря, капитан I ранга, журналист и писатель Владимир Шигин.

Владимир Виленович Шигин

История / Образование и наука / Военная история

Похожие книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

Четвертое, расширенное и дополненное издание культовой книги выдающегося русского историка Андрея Фурсова — взгляд на Россию сквозь призму тех катаклизмов 2020–2021 годов, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся, как в мире, так и в России и в мире за последние годы. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Нарастающие массовые протесты на постсоветском пространстве — от Хабаровска до Беларуси, обусловленные экономическими, социо-демографическими, культурно-психологическими и иными факторами, требуют серьёзной модификации алгоритма поведения властных элит. Новая эпоха потребует новую элиту — не факт, что она будет лучше; факт, однако, в том, что постсоветика своё отработала. Сможет ли она нырнуть в котёл исторических возможностей и вынырнуть «добрым молодцем» или произойдёт «бух в котёл, и там сварился» — вопрос открытый. Любой ответ на него принесёт всем нам много-много непокою. Ответ во многом зависит от нас, от того, насколько народ и власть будут едины и готовы в едином порыве рвануть вперёд, «гремя огнём, сверкая блеском стали».

Андрей Ильич Фурсов

Публицистика