Под фригийской звездой

— Что здесь делает это чучело? — с раздражением спросил генерал. — Это же не солдат, а позор.

— Это придурок, пан генерал. Дебил. Жалко для него форму, все равно испортит…

Но генерал, ища зацепку, чтобы устроить разнос, приказал вызвать Щенсного.

— Какие у вас были занятия вчера? Что вам труднее всего давалось?

— Оптическая сигнализация, пан генерал.

— Хорошо. Ну покажите, как выглядит буква «а».

— Слушаюсь, пан генерал.

Не имея сигнальных флажков, Щенсный показал руками.

Генерал спросил, какую еще букву он помнит.

— Я помню всю азбуку Морзе.

— Так-таки всю? А ну-ка просигнальте: «Доставить боеприпасы».

Щенсный тут же промахал.

Генерал в изумлении взглянул на Гедронца.

— Если у вас придурок такой, то кто же остальные солдаты в роте? Одни гении, должно быть, Коперники сплошные, да?

И тут же снова обратился к Щенсному:

— Вы находитесь в поле. Рота расположена вот там. — Он показал на казарму. — Поблизости нет никого. И вдруг метрах в трехстах от вас из леса выходит неприятель, имеющий численное превосходство. Что вы делаете? Покажите.

Щенсный плашмя бросился на землю. Сделал вид что стреляет в неприятеля, отполз назад, и осторожно высунув голову, выстрелил снова. Так, отстреливаясь, он отступал к своей роте.

Генерал был в восторге.

— Хорошо, очень хорошо! Именно так: предупредить роту и отступать к ней. Прекрасно… А если б вас окружили?

— Тогда, пан генерал, я бы пустил в ход штык. Как учил старшина Мотовилло.

— Отлично! Командир роты! Я хочу посмотреть его штыковой бой со старшиной Мотовилло.

Мотовилло, издеваясь над Щенсным начал показывать класс. Но Щенсный, улучив момент, когда он покосился на генерала — все ли тот видит? — нанес ему удар и повалил наземь.

Ошарашенный, багровый от стыда, Мотовилло, вскочил на ноги. Щенсный удалялся короткими прыжками, сдержанный, настороженный, помня: надо тянуть, вымотать старшину, чтобы он обессилел от злости…

Приклады винтовок трещали, сталкиваясь, и тут же отдалялись друг от друга, потому что ловкий солдат уходил, а грузный старшина гнался за ним перед строем застывшей роты.

Щенсный гонял его до тех пор, пока не услышал что тот задыхается. Все его чувства, мысли, энергия сосредоточились как бы на острие штыка, он выждал, улучил мгновение и ринулся вперед с такой силой, что мог бы проткнуть противника винтовкой насквозь.

Мотовилло рухнул наземь. Штык, скользнув по нагруднику, попал в шею. Горлом хлынула кровь. Его тотчас же унесли в лазарет.

— Он дерется с неподдельным азартом, — буркнул генерал, — даже чересчур неподдельным… Почему же, пан поручик, такой отличный солдат ходит у вас в шутовском наряде? Кто здесь дебил, хотелось бы знать?!

Генерал разделал Гедронца под орех, а тот, стоя перед ним навытяжку, только белел и зеленел.

Покончив с Гедронцем, генерал спросил Щенсного, хочет ли он поступить в корпусное унтер-офицерское училище.

— Так точно, пан генерал. Я не хочу попасть отсюда на кладбище.

Генерал вопросительно поднял брови — на кладбище? — но тут же догадливо опустил их.

— Явитесь потом ко мне в штаб. Поручик Гедронец, составьте рапорт по этому поводу.

Когда генерал со своей свитой удалился, а Щенсный вернулся в роту, унтеры никак не могли навести порядок. Ломался строй, потому что люди тянулись, чтобы увидеть Щенсного и хотя бы взглядом поздравить его с успехом! Не удавалось прекратить шепот, унять волнение. Рота, осмелев после победы Щенсного, бурлила, вот-вот могли вспыхнуть беспорядки, а тогда…

Но тут Гедронец нашелся, предупредил:

— Смотрите, как бы вам потом не пожалеть… Генерал-то уедет, а я останусь.

…У нас в полку было два офицера, влияние которых намного превышало их чин: один — майор Ступош, а второй — прапорщик Павловский.

О Ступоше говорили, что он значит больше, чем командир полка, потому что это «их человек» (я тогда понятия не имел о роли «двойки»[17]в армии, думал, что «они» — это просто верхушка генерального штаба).

Так вот, Ступош поговорил с Барбацким, потому что Гедронец в свою очередь был человеком Ступоша, и генерал уехал, а я в унтер-офицерское училище не попал.