Под горой Метелихой(Роман)

— Теперь-то уж, Вера Николаевна, всего не упомнишь. В то смутное время кого только и где не стреляли. Под горой вон, за банями, полон овраг костей.

— Об этом я и раньше знала. Это кости бандитские, не о них сейчас речь, — не уступала Верочка. — Я говорю о поляне у Черных камней.

Артюха еще подумал:

— Татарин, кажется, закопан… Дезертир. Их ведь и наши стреляли и колчаковцы, — отмахнулся он. — Кто вам сказал-то?

— А Фрол, брат Карпа Даниловича? Разве он был дезертиром? — уловив некоторое замешательство в тоне Артюхи, поспешила с новым вопросом Верочка.

— Так он же и схоронен по всем правилам, — извернулся Артюха. — Когда беляков, это самое, отогнали, выкопали его, ну и — на кладбище. Всё честь по чести. С попом, помнится мне, хоронили, в гробу. Так в чем вам помочь-то? Может, справка какая потребовалась? Кому? Человек он был неженатый. Насчет пенсии как будто некому хлопотать…

— Тут, Артемий Иванович, дело намного серьезнее, чем пенсия, — вмешалась в разговор до того молчавшая Маргарита Васильевна. — Вот вы спрашивали, думают ли комсомольцы сделать что-нибудь новое в агитационной работе за колхозы и против кулачества. Как вы считаете — скромный памятник на безымянной могиле у Черных камней и митинг с хорошо продуманными выступлениями не послужат ли добрым привеском к нашим беседам и к читкам газет?

— Так там же… там же — татарин! — не сразу нашелся Артюха. Сейчас он смотрел на Маргариту Васильевну так, будто впервые ее увидел. Проморгался даже и поскреб у себя за ухом. («Ты смотри — вот тебе и тихоня!»)

— Ну и что же? — продолжала Маргарита Васильевна. — Хорошо, что русские комсомольцы заговорят первыми о человеке нерусской национальности, который погиб от руки колчаковцев за советскую власть, за наш сегодняшний день! Мы созовем на митинг комсомольцев из татарских сёл. Может быть, это будет лучше, чем поворачивать с мельницы подводы с зерном из Тозлара и Кизган-Таша?

Артюха почувствовал, что на висках у него выступает испарина. Если сейчас же не запугать девчонок или не напустить им в глаза туману, могила у Черных камней потянет к себе и его — Артюху. Мысль работала лихорадочно.

— Что вам сказать? Ежели подойти с одной точки зрения, — начал он витиевато, как привык выступать на собраниях, — в принципе я присоединяю свой голос. Дело задумано, прямо скажем, политично. Умно задумано! Молодцы!! А только надо еще посоветоваться, помозговать. Это вы правильно, что ко мне обратились. Что касаемо юридических правил, тут вы безошибочно. Но всё это надо ведь по статье и параграфу! А прежде всего — разрешение получить. Где — вот вопрос. Ладно, я уточню. Напишу форменное отношение. Доказывать надо, — вот ведь в чем заковыка. Свидетели потребуются, а где их возьмешь! Имя, фамилия, год рождения того татарина… Задачка не из простых. А так, с бухты-барахты, кто же вам разрешит памятник ставить?! Это ведь значит — имя увековечить! Чтобы для поколений! Задачка!..

— А если без всех этих формальностей? — проговорила Верочка. — Обелиск и надпись: «Здесь покоится прах неизвестного бойца революции». Можно и по-другому придумать, чтобы каждого за душу трогало.

— Власти на это не пойдут! Властям документ нужен. — Тут Артюха даже со стула привстал и хлопнул себя по лбу ладонью. — Придумал! Завтра же запрошу через суд, куда выслали мельника! Точно! Мельник Семен — эта самая гидра и кровосос — должен помнить всё досконально. Взяли их в камышах, у запруды, так мне рассказывали, а допрос был на мельнице. Оттуда и увели обоих.

— И долго это протянется? — спросила Верочка.

— Что от меня зависит, вы же знаете, Вера Николаевна, я без проволочек. Ну, недельки за две, думать надо, ответ и придет. Нам-то оно не к спеху, как я полагаю, не завтра народ собирать. Важно Семена найти. Пусть он и осужден, и раскулачен на сто процентов, а без его показаний не разрешат. На кого мы еще сошлемся? На кого?! Говорить-то все говорят, а ты докажи! Кто за это возьмется?

Артюха теперь сверлил взглядом поочередно то Верочку, то Маргариту Васильевну. И с замиранием сердца ждал, что одна из них назовет Улиту. Тогда его песенка спета. Тогда этой же ночью бежать с загодя сфабрикованным паспортом. Бежать, пока не приехал учитель. Успеть известить Евстафия Гордеевича и — в лес. Филька придушит Ивана Кондратьевича, деньги потом пополам — и в разные стороны.

Ждал Артюха, что скажут подруги, и уже видел себя в овраге за Ермиловым хутором. Ноги будто пристыли к полу. Сейчас не подняться, — подкосятся. А девушки обе молчат, даже не смотрят одна на другую. Значит, сказать им нечего. Просто слышали разговор. Кроме Улиты, никто не знает. Ладно.