Под горой Метелихой(Роман)

А Николай Иванович вместе с Романом Васильевичем и подоспевшим на помощь им кузнецом отбивались от наседавших на них женщин. Собрались те на скотном дворе толпой. Одни плачут, другие ругаются. И у каждой ломоть хлеба под кофтой — для своей коровы, у каждой веревка. Догадался учитель, в чем дело. Так, чего доброго, следом за женами и мужья с недоуздками явятся, как в Константиновке. Насилу втроем-то успокоили.

С утра, как и уговорились, Маргарита Васильевна с Верочкой ушли в лес. Обещали к обеду вернуться, а вот уж и солнышко опустилось, сумерки стали сгущаться, — нету девчат. И Валерки нет дома: этот ушел с ночевьем. Николай Иванович несколько раз принимался чайник разогревать на примусе, всё в окошко поглядывал, — нет, не идут. Вышел потом на крылечко, не одну папиросу выкурил, — нету.

Ночь опустилась на деревню, тягучая, вязкая чернота заполнила улицу, поднялась вровень с крышами. И тишина — как на дне замурованного колодца. Теплынь, а учителю холодно стало, озноб по спине прокатился. Сходил в свою комнату, набросил шинель на плечи, а пальцы дрожат отчего-то, жилы на шее дергаются.

Что же такое случилось? Что-то недоброе. Закружиться они не могли: за Ермиловым хутором, и особенно в той стороне, где господский дом, — лес чистый. Да и дороги тут треугольником: на большак два проселка выходят — с Большой Горы и из Нефедовки. Дальше уйти не могли, там заболоченная низина. Если ушли по берегу Каменки —_: и здесь места не такие уж гиблые. Верочка там бывала не раз.

«На медведя не наскочили бы в овражке! — подумал Николай Иванович. — С перепугу умчатся за три- девять верст. Медведь — полбеды, а если медведица с медвежонком?! Тут дело худо. Эта догонит, порвет».

— Порвет! — вслух повторил Николай Иванович, как будто кто-то второй спорил с ним.

И вдруг короткая, страшная мысль ослепила учителя. Вспомнились слова Верочки: «Дневник!.. Я не могла ошибиться, папа!»

При этой мысли учитель даже отшатнулся, вскинул левую руку к лицу, перед глазами — радужные круги и звон в ушах, как от удара по темени. И тут же второй удар — вспомнил крик филина на тропе за озером, когда провожал Мартынова.

— Нет, нет, подождите! — снова вслух произнес Николай Иванович. — Тут что-то не вяжется. Допускаю, что это был тот самый белогвардеец. Вера его узнала. Но он-то ее не мог ведь узнать! Он ее видел девочкой! Нет, этого не может быть! А если Филька?!

Николай Иванович тяжело вздохнул, провел рукой по разгоряченному лбу, придерживаясь за стояк, сошел вниз по ступенькам, зажмурившись встряхнул головой, чтобы сбросить присосавшуюся пиявку — мысль. Не удалось. Она вгрызалась всё глубже, набухала кровью, и вот уже тесно ей стало в черепной коробке.

Не отдавая себе отчета, куда он пойдет и к кому, учитель вышел на середину улицы, надел шинель в рукава, застегнулся на все крючки. Постоял, жадно вслушиваясь. Ночь молчала — враждебно и настороженно, как взведенный курок пистолета, затаясь смотрела тысячью немигающих круглых глаз. А учитель один среди улицы, совершенно один.

Николай Иванович прошел в конец улицы, осторожно, чтобы не напугать, постучался в низенькое оконце крайней избы. Долго никто не отзывался. Еще постучал. Наконец послышались шаги. Расплывчатое белое пятно прильнуло к стеклу.

— Кто это? — спросил приглушенно женский голос. — Кого надо?

— Евдокия Фроловна, разбудите, пожалуйста, Володю. Это я — учитель.

— Ах ты батюшки! Аль опять недоброе что приключилось?! Да вы заходите, заходите в избу, Николай Иванович, свет сейчас вздую!

— Вы Володю, пожалуйста, разбудите. Я здесь подожду.

— Так ведь дома-то его нету. Сказал, что в поле останется, на Длинном паю. Может, позвать вам кого?

— Нет, нет, не беспокойтесь. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я сам… другого кого-нибудь попрошу. Голова, понимаете, разболелась страшно…

Отходя в глубь улицы, Николай Иванович раскаивался, что разбудил пожилую женщину. А может, дочь уже дома? Может, пришла? Возле дома Андрона он обернулся: в крайней избе теплился огонек. Оглянулся от церкви — свет загорелся и у Андрона. И в ту же минуту ярким квадратом осветилось угловое окно старой школы.

Николай Иванович шумно вздохнул, ускорил шаги, почти побежал, хлопая полами длинной шинели. В коридоре его встретил Валерка. Он держал в руке лампу и радостно улыбался, указывая взглядом на разложенных вдоль скамейки матерых кряковых селезней.

— Еле донес! — похвастался сын. — А этого вот навскидку. В сумерках уж прямо на меня налетел. Так к ногам и упал!.. Да что с тобой, папа? Ты болен? Что с тобой?!

— До сих пор Верочки нет с Маргаритой Васильевной, вот что. Чертовщина всякая в голову лезет. Дневник этот, Филька…

— Филька?! — Валерка прижался к двери, глаза у него округлились.

— Я только что был у Дымовых, — после паузы продолжал отец, — думал, Володя дома, а его нет. Надо собрать комсомольцев — парней. Искать надо…

Валерка поставил лампу на пол, махнул с крылечка через ступеньки. А в это же время Володькина мать, чтобы не разбудить Андрюшку, шептала на ухо Кормилавне: