Под грязью - пустота

   – Около трех часов мне кто-то позвонил. По мобильному. Я ответил, но на той стороне промолчали и отключились, – Хорунжий сделал паузу, но собеседник его не перебивал. – Я попытался дозвониться Гаврилину, но мне сообщили, что абонент вне зоны связи. Я выехал в клинику.

   Григорий Николаевич продолжал слушать молча.

   – За пятнадцать минут до моего приезда, Краб вывез из инфекционного отделения своего человека и Гаврилина.

   – Кого он вывез? – нарушил наконец молчание Григорий Николаевич.

   – Никиту Клоуна.

   Григорий Николаевич кивнул:

   – Что-то еще?

   – По словам охранника, Краб избил его и напарника. А потом предложил одному из них перейти в его группу.

   – Тот согласился?

   – Да.

   – Как вы представились охранникам?

   – Никак.

   – А если у кого-нибудь возникнут вопросы по вашему поводу?

   – Не возникнут. Объяснить?

   – Пока не нужно. Что вы предполагаете делать?

   – Искать.

   – Варианты уже наметили?

   – Да, – Хорунжий ответил намеренно коротко, не вдаваясь в подробности. Если собеседник захочет узнать подробнее – спросит.

   Григорий Николаевич не спросил.

   – Работайте, – сказал он после минутного раздумья, – я тоже приму некоторые меры. Если понадобиться поддержка – звоните.

   – Хорошо, – кивнул Хорунжий, – вас где высадить?

   – Возле памятника.

   – Поближе к «джипу»? – не удержался Хорунжий, внимательно рассматривая дорогу впереди.

   Пауза. Потом Григорий Николаевич хмыкнул. Через секунду засмеялся:

   – Вот и играй после этого в шпионов. А я шел по улице пешком, мерз!

   – Бывает, – согласился Хорунжий и остановился возле памятника.

   – Удачи, – сказал Григорий Николаевич, выбираясь из машины.

   – Удачи, ответил Хорунжий.

   Какой демократичный, с чувством юмора у них начальник, подумал Хорунжий, выезжая с площади. Просто хочется прослезиться от умиления.

   Хорунжий никогда не ставил под сомнения слова начальства. Никогда. Он их, как и все остальное, просто анализировал.

   И очень не любил, когда его пытались обмануть.

   Если бы Григорий Николаевич действительно приехал в «джипе», но вышел из него заранее, то за пятнадцать минут на морозе уже успел бы здорово замерзнуть.

   Но – не замерз, не смотря на легкое пальто.

   Это, конечно, мелочи. На них можно не обращать внимания. Хорунжий, правда, никогда не делал того, на чем была бирка «можно».

   И не считал, что в жизни бывают мелочи.

   Хорунжий сделал несколько кругов по городу, убедился, что за ним никто не едет.

   Потом остановил машину возле телефона-автомата.

   Только один звонок. Нужно собирать группу.

   Пустота

   Замерзшая трава звонко хрустела под ногами Клоуна. Его сестра когда-то очень давно собирала маленькие стеклянные фигурки. Фигурки выстаивались на полках небольшой этажерки, и сестра все время боялась, что кто-нибудь их опрокинет на пол. Она говорила, что не переживет, если с ними что-то случится. И не пережила.

   Клоун зажег очередную сигарету. Когда он вошел в разгромленный дом, под ногами точно также хрустели остатки коллекции.

   Никита отбросил ставшую внезапно горькой сигарету и вышел на дорожку, выложенную гранитными блоками. Не нужно о старом. Лучше всего подумать о том, что происходит сейчас.

   Вот почему его не позвали в подвал? Это знак доверия или недоверия? Если это знак хоть чего-то.

   Что-то Краб темнит. Это для него состояние обычное, но он при этом еще и суетится, а вот это ему как бы не идет. Не к лицу. И потому очень сильно бросается в глаза.

   Кто-то выбежал из подвала и трусцой направился к правому флигелю, служившему казармой.

   – Это ты, Клин? Куда торопишься?

   – Краб сказал позвать Нолика и Кирилла.

   Кирилла и Нолика. Совсем работой замучит парней. Клоуну уже успели сообщить, что сегодня Нолик приехал счастливый. У него сегодня праздник – первый покойник на счету.

   Это какую же для них работу подготовил Краб в подвале? Лабух? Или Гаврилин?

   Или оба сейчас получат свое. Если так, то бывшему напарнику по палате не позавидуешь. Слишком долго он топтался по любимой мозоли Краба.

   Клоун подошел к подвалу поближе. Крики оттуда не доносятся, но это ни о чем не говорит – двери там надежные.

   – Пожрать толком не успели, – пробормотал, пробегающий мимо Нолик.

   Кирилл пробежал молча.

   Клоун дернул за руку Клина:

   – Кого там обрабатывают?

   – Закурить есть?

   – Держи. Кого?

   Клин закурил, глубоко затянулся и выпустил струю дыма вверх, запрокинув голову:

   – Кажись, лабуха. А ты чего тут слоняешься?

   – В больнице належался. Воздухом подышать хочу.

   – Делать нечего? Я бы уже дрыхнуть завалился.

   – Я скоро пойду.

   – Ну, давай!

   Только у них с Гаврилиным разговор завязался! Не успели… Клоун поежился. Очень интересный разговор у них наметился.

   Не должны Гаврилина сразу в оборот взять. Его еще Хозяину не показывали. Еще есть шанс переговорить. Должен быть.

   Клоун покрутил головой осматриваясь. Двор ярко освещен, ворота закрыты, вдоль зданий и ограды гуляют часовые. Не пройти – не проехать.

   Ладно, Клоун посмотрел на часы, ничего я уже здесь не выхожу. Утро вечера…

   Из подвала, цепляясь за дверную раму вывалился Клин, неверными шагами отошел к дереву и наклонился, опершись на ствол. Булькающий звук и резкий неприятный запах.

   – Чего это ты?

   Клин не оборачиваясь махнул рукой. Его еще раз стошнило.

   – Обожрался?