Под грязью - пустота

   Хорунжий вновь обернулся к окну и успел заметить, как из подъехавшей двадцать четвертой волги вышел Григорий Николаевич. Точен как часы. Но мы ничего не видим и не слышим. У нас встреча назначена внутри кафе. Кстати, Хорунжий мысленно добавил плюс к рейтингу Григория Николаевича. Он очень толково выбирает транспортные средства. И верхнюю одежду, добавил про себя Хорунжий, увидев, что Григорий Николаевич одет в достаточно ношенное осеннее пальто. Нет, не вызывающе потертое или там грязное, а во вполне приличном, не первого сезона носки, ратиновом пальто.

   – Здравствуйте, Миша! – достаточно громко приятно удивился Григорий Николаевич, – Сколько лет, сколько зим!

   Он уже успел отойти от стойки бара с кофейной чашкой в руке.

   – Здравствуйте, Григорий Николаевич, – восхитился неожиданной встречей Хорунжий, – присаживайтесь! Возле меня свободно.

   – Как тесен мир, – философски отметил Григорий Николаевич, отхлебнув из чашки.

   – Ужасно. И это особенно явственно ощущает сейчас наш общий друг, – с улыбкой на лице негромко сказал Хорунжий.

   – Вы что-то уточнили?

   – Да. Его действительно вывез Краб. Похоже на то, что увез он его в усадьбу к самому Хозяину.

   – Вы считаете, что это очень серьезно?

   Хорунжий посмотрел на собеседника с уже неподдельным удивлением:

   – Естественно. Я не удивлюсь, если Гаврилина уже начали обрабатывать.

   – Н-да, это было бы действительно неприятно. Я надеюсь, что процесс еще не пошел.

   – У вас есть информация?

   – Гаврилин знал всего два телефонных номера, которые могли бы заинтересовать и Хозяина, и Краба. По степени интереса это мой телефон, а потом – ваш. И, как я себе представляю, и Хозяин, и Краб попытались бы связаться по этим телефонам сразу же. Но звонков пока не было.

   – Не было, – подтвердил Хорунжий.

   – Значит, не все так плохо у Саши. Что еще?

   – Сегодня во второй половине дня в Усадьбу попадет человек, который готов снабжать нас информацией о судьбе Гаврилина. Это немного поздно, но лучше чем ничего.

   – Кто именно? – Григорий Николаевич был явно удивлен. И не так чтобы очень приятно, отметил про себя Хорунжий.

   – Охранник клиники «Гиппократ» Максим Рощин был этой ночью приглашен Крабом в группу. По моей просьбе, он, во-первых, порекомендовал на свое место в охрану клиники одного из моих ребят, а во-вторых, позвонил Крабу и получил распоряжение прибыть в Усадьбу к новому месту работы.

   – Оперативно. Я бы даже сказал – лихо. Молодцы. Только вот, вы уверенны, что этот Рощин будет работать на вас?

   – Он хочет жить. Мы представились как соратники незабвенного Солдата. А жить хотят все.

   – Еще раз – молодцы. Вижу, что у вас есть еще что-то.

   – Есть. Я хочу получить разрешение на работу в Усадьбе, – Хорунжий сказал об этом самым обыденным голосом, как о пустяке.

   – Шутите? Усадьба расположена в ста семидесяти километрах от города. По моим сведениям там сейчас около тридцати человек вооруженной охраны. И это не просто уголовники. Их готовил Краб. Кроме этого, в районе усадьбы есть только две деревни, и люди в этих деревнях полностью зависят от Хозяина. Вас мгновенно засекут.

   И еще, я не смогу выделить вам дополнительных сил, а использование официальных каналов не возможно по целому ряду причин.

   – Нам остается только ждать?

   – Ждать. Либо звонка от Хозяина, либо информации от вашего охранника. Или, на что я тоже надеюсь, Гаврилин найдет возможность начать переговоры. У вас все?

   – Все!

   – Очень рад был вас видеть, Миша, – Григорий Николаевич допил кофе, встал из-за стола и протянул руку, – но нужно бежать. Вы звоните, если что.

   – Конечно-конечно, – заверил его Хорунжий, пожимая руку и вставая со своего места. – Я тоже немного засиделся.

   – Может, вас подвезти? – осведомился Григорий Николаевич.

   – Спасибо, я на машине.

   – Тогда – до встречи.

   – До встречи.

   Григорий Николаевич неторопливо двинулся к выходу. Хорунжий посмотрел ему вслед, подошел к стойке бара и попросил у бармена пачку сигарет.

   Люди входили и выходили. Некоторым контрастом к общему движению выглядел прикорнувший за столиком буян, но, как выходило по прикидкам Хорунжего, отдыхать без сознания ему еще от силы минут пять – шесть.

   – А нам пора, – вслух сам себе сказал Хорунжий. – Пора.

   Ну не мог он преодолеть в себе недоверия к Григорию Николаевичу. Вот хоть умри – не мог. Пытался и не получалось у него ничего.

   Вот например, отчего это вдруг решил Хорунжий, что парень, сидевший за столиком в противоположном углу кафе объектом своего внимания выбрал именно его, Хорунжего. То, что он явился в кафе за десять минут до назначенного времени встречи, и два или три раза не успевал отвести взгляда от Хорунжего, еще ничего не значило. Ровным счетом ничего.

   Как ничего не значили и два парня в зеленой «тойоте» на противоположной стороне улицы. Сидят и увлеченно о чем-то разговаривают. И совсем даже не смотрят в сторону Хорунжего.

   Хорунжий приостановился возле витрины. Почти не смотрят в его сторону. Вот зачем, спрашивается, Григорию Николаевичу навешивать на Хорунжего наружное наблюдение?