Мы ехали по узкоколейному пути, и вагоны, не разделенные на купе, были похожи на трамвайные. Беженцы заставили их вещами, которые им удалось с собой увезти. Некуда было слупить — громоздкие тюки заполняли всё свободное пространство между полками. Многие сиденья также были завалены вещами, на которых возвышались их владельцы, касаясь головой потолка. Окна были заделаны, и сквозь них почти ничего не было видно.
Я вытянула ноги и положила их на грязный мешок, лежавший между мной и противоположной полкой. Потом решила его подвинуть, чтобы было удобнее, и ухватилась за один из его концов, но куль внезапно зашевелился, поднялся и оказался китайцем в черной одежде — я разбудила его, дергая за голову.
Это мелкое происшествие даже не рассмешило моих соседей. Житель Поднебесной, которого я потревожила, снова, опустив голову, начал клевать носом и опять приобрел облик бесформенного мешка — у него были темные волосы и темная одежда. Мои ноги по-прежнему покоились у него на спине, так как все равно их было некуда девать.
Наш поезд двигался со скоростью черепахи, с бесконечными остановками, мы то пропускали встречный состав, то стояли по другой неведомой причине, а дважды он останавливался из-за того, что в небе были замечены самолеты.
При этом пассажиры выходили из вагонов и шли прятаться среди густых зарослей сорго. Еще одну тревогу объявили возле вокзала. Поблизости находилось бомбоубежище. Я видела, как к нему устремилась одна очень тучная китайская санитарка; ее мощные телеса, втиснутые в серые форменные штаны, могли бы вдохновить художника на забавную карикатуру. У входа в убежище стоял мужчина с маленьким мальчиком на руках, готовый при появлении опасности укрыться вместе с ребенком под землей. Многие из пассажиров, в том числе и я, забрались на какой- то пригорок, чтобы лучше видеть. Мы действительно увидели шесть самолетов, пролетавших вдали от нас. Во время первой воздушной тревоги никто их не заметил.
Заслышав свисток начальника поезда, все со смехом разошлись по вагонам. Все были рады, что остались целыми и невредимыми.
Около часа пополудни мы прибыли в Тайюань. Последний участок пути, который мы проделали по железной дороге, насчитывал меньше двухсот километров и занял семь часов.
Глава VII
Тайюань под обстрелом. — По дороге в Ханькоу. — Неприятности во время пути. — Прибытие в Ханькоу, я лишилась всего, кроме носильных вещей
В Тайюане меня радушно принял преподобный П., глава английской баптистской миссии. Он пригласил нас с Ионгденом на отменную трапезу, которой я отдала должное с аппетитом человека, голодавшего на протяжении двух недель.
Принадлежащий миссии дом с обстановкой, расположенный в центре города, оказался свободным. Священник предложил мне его снять, и я поспешила согласиться.
После ланча я перевезла свои вещи в новое жилье и расположилась там с подлинным наслаждением, надеясь наконец отдохнуть после долгого и бурного путешествия.
Постигшее меня несчастье продолжало напоминать о себе неприятными ощущениями в колене, которое по-прежнему не сгибалось, а моя голова временами раскалывалась от мучительной боли.
Баптистской миссии принадлежала больница, все отделения которой возглавляли врачи-европейцы. Разумеется, я решила посоветоваться с кем-нибудь из них.
Однако, перед тем как я отправилась на консультацию, мне пришла в голову одна мысль: в настоящее время принято вводить в организм лекарства посредством подкожных инъекций. Этот метод почему-то крайне мне претит, хотя я не знаю, справедлива ли моя неприязнь или нет. А что, если эскулап, с которым мне предстояло встретиться, решил бы прописать мне подобное лечение? Я отказалась бы выполнять его рекомендации, и он мог бы обидеться, а также приписать мой отказ сомнениям в его знаниях. Лучше было молчать о том, что со мной случилось, и о боли, продолжавшей меня беспокоить. Со временем она должна была пройти.
На следующий день после прибытия в Тайюань я велела позвать какого-нибудь рикшу, чтобы он отвез меня в дом госпожи X. Мне хотелось поскорее забрать свои вещи, оставленные у нее на хранение перед отъездом в Утайшань, и, главное, узнать, когда ее муж смог бы сходить со мной к своему другу — директору банка, с которым я намеревалась переговорить по поводу пекинского чека. У меня оставалось только четыре китайских доллара*.
Когда я уже собралась выходить, прозвучал сигнал воздушной тревоги, и привратник предупредил меня, что после второго сигнала запрещено появляться на улице. Он прибавил, что мне следует спуститься в подвал, выходивший в сад.