Паника, посеянная самолетами, разогнала большинство людей, и на станции не было такой толкотни, как накануне, но посреди зала ожидания возвышались две большие кучи воинского обмундирования. Мне удалось притулиться на скамье в углу комнаты — я заняла одно из лучших мест.
Снова потянулись часы ожидания; жаждущие сесть на поезд всё прибывали и по количеству уже превзошли вчерашнее множество. Я периодически глядела на часы: пять, шесть, семь... С наступлением темноты возобновилось движение военных эшелонов.
Дождь прекратился, но стелившийся по земле туман окутывал здание вокзала и железную дорогу. Внезапно появлявшиеся из-за этой завесы, делавшие короткую остановку и снова растворявшиеся в тумане поезда смахивали на сказочных чудовищ. Нечеткие фигуры ехавших в открытых вагонах солдат, видимые лишь до пояса, напоминали ряды марионеток из какого-то жуткого адского театра.
Настала полночь. Поспав днем, я не чувствовала усталости, подкосившей меня прошлой ночью. Согревшись в зале ожидания, я вышла на перрон, снедаемая любопытством и тревогой.
Там разворачивалось призрачное, нереальное зрелище — я готова была поверить, что вижу это во сне. Составы, непрерывно следовавшие один за другим, увозили хмурых, молчаливых, скученных в вагонах людей. Эта почта соприкасавшиеся поезда казались одним гигантским, тянущимся по земле змеем. Я никогда не видела таких солдат. В ночной тишине не раздавалось ни криков, ни песен, ни звуков голосов, а слышались только короткие гудки паровозов, тормозивших с натужным хрипом, да скрежет буферов, сталкивавшихся во время маневров вагонов. Безмолвие и полутьма наполняли душу невыносимой тоской. Глядя на эту унылую картину, человек невольно начинал желать, чтобы хоть что-нибудь произошло, пусть рвутся бомбы, а самолеты, чьи пулеметы сеют смерть, падают с головокружительной высоты. Что угодно, только не эта мертвая тишина, витающая над беспросветным туманом, из которого, того и гляди, покажутся щупальца спрута — посланца темных сил, готового схватить несколько жертв и увлечь их в небытие.
Я услышала, как позади меня кто-то тихо произнес по-английски:
— Скажите мне несколько слов...
Я обернулась и увидела высокого, стройного и бледного молодого человека в военной форме; он робко смотрел на меня умоляющим взором.
— Скажите мне несколько слов... по-матерински, — продолжал он. — Какие-нибудь добрые напутствия.
— Кто вы?
— Студент образцового училища Тайюаня.
— Вы едете на фронт?
-Да.
— Вы пошли в армию добровольцем?
— Да, с несколькими моими товарищами. Пойдемте, я вас с ними познакомлю.
Я увидела в одном из вокзальных помещений с полдюжины молодых людей. Только двое из них немного говорили по-английски. Я пожелала им удачи, чтобы с ними ничего не случилось и они вернулись после победы целыми и невредимыми, а затем ушла.
В то время как я продолжала задумчиво прохаживаться по перрону, ко мне снова подошел тот же юноша-студент.
— Дайте мне вашу визитную карточку и напишите на ней какое-нибудь материнское пожелание, — попросил он.
Ему нужен был талисман.
Я вернулась в зал ожидания, взяла в сумке одну из своих карточек и написала на ней карандашом следующие слова: «Посольство Франции в Пекине». Затем я пошла к молодому солдату и протянула ему карточку, сказав, что он может послать мне весточку из Пекина; я также пожала ему руку и еще раз пожелала удачи и долгой счастливой жизни*.
* Он ни разу не написал мне, поскольку из-за войны почтовая связь была прервана. Я же так и не смогла узнать о нем по адресу, который он дал.
Поезд, тяжело пыхтя, прибыл на станцию: неуклюжий локомотив впереди, другой такой — сзади, и третий, как ни странно, посреди состава. Он перевозил боевую технику. Под брезентовыми чехлами виднелись очертания пушек — то были первые на моей памяти орудия, которые отправляли на фронт.
На одном из них ехали полулежа трое солдат.
Локомотив в центре поезда с хрипом извергал клубы дыма, окутывая вагоны туманом; всё это освещалось прожектором, прикрепленным к трубе паровоза. Из-за яркого призрачного света контуры скрытого под брезентом орудия были словно высечены из твердой глыбы серовато-белого цвета. Лица и одежда солдат также приобрели одинаково ровный мертвенно-бледный цвет и казались совершенно безжизненными. Они были необычайно трогательными. Ни один художник не смог бы создать более трагичной картины: группа смертников у подножия сооружения, символизирующего войну.
Я была потрясена и не могла оторвать взгляда от этих живых, похожих на покойников людей, направлявшихся туда, где громоздились горы трупов. Я неподвижно стояла на перроне, до тех пор пока движущийся поезд не растворился в темноте, а потом, содрогаясь от ужаса и пронизывающей промозглой сырости, снова поспешила укрыться в зале ожидания.
В нескольких шагах от меня оказался студент, просивший сказать ему «несколько материнских слов». Смотрел ли он, как и я, на трех солдат, лежавших на пушке? Может быть, при виде этого у него возникли такие же мысли и чувства?.. Молодой человек выглядел еще более бледным, чем раньше.