ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ .

Наш скарб кое-как втиснули в эти повозки. Я села в одну из них, погонщики, Ионгден и слуги пошли пешком по улицам, превратившимся в реки. Вокзал был расположен на значительном расстоянии от города, и немощеные дороги, ведущие туда, были залиты водой. Бедные перегруженные мулы увязали в грязи, погонщики толкали коляски, а наши вещи так сильно ударялись друг о друга, что мне становилось страшно. «Неужели нам снова суждено попасть в переплет?» — думала я. К счастью, всё обошлось.

Подступы к вокзалу являли собой жалкое зрелище. Повсюду толпились люди, стоявшие или сидевшие на тюках и чемоданах, мокрые, с грязными ногами. Все ждали прибытия обещанного поезда. Некоторые, наверное, приехали издалека; их поникшие фигуры говорили о предельной усталости, а на лицах читалась невыразимая тоска. Эти китайцы бросили свои дома и бежали куда глаза глядят, захватив всё, что они могли унести; дождь и грязь превратили их жалкие пожитки в отвратительное тряпье.

Попасть в здание вокзала было невозможно. Помимо служебных помещений там был только один, не очень большой зал, где находились билетные кассы, и он был переполнен. Нам пришлось свалить свой скарб снаружи у двери и стать там же, прижавшись к стене. Выступ крыши немного защищал от дождя. Было полседьмого вечера.

От промозглой сырости меня начал бить озноб, предвещавший новый приступ горячки; я цеплялась обеими руками за гвоздь, на котором висел красочный плакат, чтобы уменьшить нагрузку на раненую ногу.

Из-за спешного отъезда мы ничего не ели с полудня, а рядом с вокзалом, построенным на отшибе, среди полей, не было ни одной продуктовой лавки.

Железнодорожные служащие, пробиравшиеся сквозь толпу, объявили, что поезд прибудет около восьми. Услышав это, многие из тех, кто сидел внутри, вышли на улицу, очевидно решив, что успеют сходить в город подкрепиться. Воспользовавшись тем, что образовалось пустое пространство, Ионгден отнес мешок с моими одеялами в зал ожидания и положил его на свободное место. Наконец-то я смогла расположиться под крышей — это было явным шагом к комфорту.

Какой-то молодой человек учтиво подвинул большую корзину-чемодан, чтобы мне было удобнее, и попытался завязать разговор. Мой запас китайских слов был слишком ограничен, чтобы следить за ходом его мыслей; я сказала это юноше, и он замолчал.

Несмотря на вокзальную сутолоку, стражи порядка обратили внимание на иностранку, или, возможно, им сообщили о нас из участка в Синь- чжоу. Полицейский попросил меня предъявить визитную карточку и паспорт, унес документы и вскоре вернул мне их, ни о чем не спросив.

Уже перевалило за восемь, а состав всё не подавали. Зато военные эшелоны, до отказа забитые солдатами, нескончаемым потоком уходили в сторону фронта. Периодически я выходила, опираясь на палку, и смотрела им вслед. Ионгден сторожил мое место, сидя на мешке.

Небо окончательно прохудилось, но вместо ливня теперь моросил мелкий холодный дождь. Вечер был темным и мглистым; огни поездов, окруженные желтовато-голубоватым ореолом, и свет немногочисленных фонарей, расставленных вдоль путей, не могли разогнать окружающий мрак.

На грязных насыпях громоздились ящики с боеприпасами, мешки с рисом и мукой, тюки с воинским обмундированием. Повсюду валялись солдатские шинели и гимнастерки из серой хлопчатобумажной ткани на ватине, изредка прикрытые непромокаемой пленкой; пропитываясь водой, они становились не пригодными для носки.

Составы следовали один за другим на небольшом расстоянии; линия фронта находилась рядом, и все перевозки осуществляли ночью, из опасения воздушных налетов. У большинства вагонов не было крыши. Военным приходилось ехать в такой тесноте, что они стояли, так как не было возможности сесть даже на пол.

К моему великому удивлению, эти «солдаты», отправлявшиеся на передовую, не были вооружены. Эшелоны увозили тысячи людей, но ни у кого из них я не видела ни винтовок, ни пулеметов, ни какого-либо другого оружия. Каким же образом они собирались сражаться? Позже я узнала, что в китайской армии на троих солдат приходилась одна винтовка. Двое ждали, пока убьют третьего стрелка, чтобы взять его оружие. Естественно, случалось, что ждавшие «своей очереди» погибали или были тяжело ранены, прежде чем успевали сделать хотя бы один выстрел. Я воспринимала это как черный юмор, но сведущие люди, занимавшие высокие посты, уверяли меня, что это достоверная информация.

Время близилось к полуночи. Холод, усталость и всё та же боль в голове, которая, казалось, становилась сильнее от сырой погоды, заставили меня вернуться в здание вокзала.