ПОД ГРОЗОВЫМИ ТУЧАМИ . НА ДИКОМ ЗАПАДЕ ОГРОМНОГО КИТАЯ .

Когда взошла луна, сломанную оглоблю перевязали веревками и привели в порядок развалившуюся поклажу, но я не следила за этими приготовлениями. Мое колено нестерпимо болело, в боку продолжало ныть. Несмотря на то что меня накрыли простыней, дождь, по-видимому, попадал на голову, ибо я чувствовала, что волосы у меня намокают все сильнее и вода, стекавшая по лицу, капает на шею. Как ни странно, это был теплый дождь.

«Ом-ом-ом», — твердили частицы, кружившиеся в моей голове. Они так и стояли перед моим мысленным взором: одни были совершенно круглыми, другие — овальными. «Ом-ом-ом», — напевали они, сталкиваясь и вращаясь, — это было забавно и любопытно наблюдать. Внезапно

хоровод атомов рассыпался от резкого толчка, подобно тому как поток воздуха разгоняет мельчайшие пылинки, танцующие в солнечном луче. «Ом-ом-ом», — возмущенно заверещали частицы, чье упорядоченное движение было нарушено. Мы двинулись в путь. Я смутно это осознавала, но события, происходящие на этом свете, перестали меня волновать: моим вниманием завладел хор крошечных существ, заполнявших мою голову. Они обретали зримый облик и некоторую индивидуальность, и я замечала досаду на их лицах всякий раз, когда ритм их кружения и однозвучного пения «ом-ом-ом» сбивался от сотрясения. Несмотря ни на что, я не теряла сознания и размышляла: «Как же мало нужно, чтобы изменить ход нашего привычного мировосприятия!»

Ранним утром мы добрались до какого-то крестьянского хутора, где нам разрешили провести день. Возчик должен был починить колесо повозки и раздобыть новую оглоблю. Для этого ему пришлось отправиться в соседнюю деревню.

Телегу поместили в сарай вместе со мной, поскольку я отказывалась оттуда выходить, не сомневаясь в том, что лучше оставаться в ней, нежели находиться в закопченной деревенской кухне, полной шумного люда.

Ионгден принес мне чай. Я оправилась от шокового состояния, в котором находилась, и это лишь усугубило мои страдания. Проведя рукой по волосам, я почувствовала, что они стали жесткими и липкими. То, что мой сын принял за брызги грязи, а я за дождевую влагу, было кровью — я поранилась об окованный железом угол ящика. Затем я осмотрела свое колено. Оно сильно распухло, но рана с коркой засохшей крови, по-видимому, была неглубокой. Что касается бока, очевидно, у меня было сломано ребро, так как малейшее движение причиняло мне страшную боль. Я была не настолько сведущей в медицине, чтобы это утверждать, и к тому же в сарае, где я лежала на виду, не было возможности раздеться, чтобы себя осмотреть.

Ионгден убрал часть вещей из повозки, чтобы освободить место, и обложил меня одеялами со всех сторон для смягчения толчков во время пути. (У китайских повозок нет рессор). Это был максимальный комфорт, который можно было создать.

Я сказала сыну, чтобы он попросил крестьян приготовить еду для него и слуг и оставил меня одну. Мне показалось, что разумнее отказаться от мутной воды, которую принесли в грязном тазу для омовения ран и подождать, когда воду вскипятят в моей же посуде.

Уже не помню, как прошел этот день. Я пребывала в необычном состоянии, именуемом индийскими и тибетскими йогами «выходом»; при этом человеку кажется, что он находится «вне» тела, и все впечатления ослабевают, как будто тело обложили ватой. Данное состояние можно сравнить с местным наркозом, когда мы “чувствуем” прикосновение скальпеля, но не испытываем при этом боли.

Йонгден приносил мне чай еще несколько раз, но я не спешила стряхнуть с себя оцепенение, наблюдая за ощущениями и “образами”, возникавшими в глубине моего «я».

Ближе к вечеру мы снова двинулись в путь. Ионгден забрался ко мне в повозку, чтобы поддерживать меня на неровных участках дороги, где телегу без рессор отчаянно трясло. У меня был жар и, по-видимому, несильный бред — временами я приходила в чувство от собственного бессвязного бормотания, с трудом осознавая то, что сказала.

Мы значительно отклонились от вчерашнего пути, и нам пришлось сделать большой крюк, чтобы вернуться на прежнюю дорогу. Приключившаяся с нами беда и ущерб, причиненный хозяину поврежденной повозки, отбили у китайцев охоту ехать через поля или по узким, местами залитым водой тропам. Таким образом, мы потратили всю ночь на окольный путь и лишь на рассвете добрались до Синьчжоу.

На улицах не было ни души, а двери оказались на замке. Погонщики не узнавали этот крупный населенный пункт. Они долго возили нас по городу, стучась во все дома, напоминавшие гостиницы, но разбуженные люди грубо отвечали, что это не постоялый двор, либо что все места уже заняты.

Наконец какой-то крестьянин, который вез овощи на рынок, указал нам на дом, расположенный на узкой улочке, и мы поселились там в довольно чистых, по китайским меркам, комнатах.

Как только слуги вскипятили воду в моем чайнике, я попросила принести ее в нашей посуде; затем Йонгден достал из сумки мои туалетные принадлежности и полотенца, повесил одно из них на окно вместо занавески, после чего я заперла дверь и стала раздеваться.