Что ж! Это мнение мне знакомо. Более двух столетий назад, во времена короля-Солнца, кое-кто из моих предков терпел страшные муки во имя своей веры. Но действительно ли этот дар является безвозмездным? Наверное, с тех пор роли поменялись, и люди считают, что само Божество предлагает им сделку: «Если ты в это веришь, тебе обеспечено спасение; если не веришь — геенна огненная».
Напрашивается еще один вопрос: всякий ли человек удостаивается такой сделки? К сожалению, нет, отвечают святой Павел**, святой Августин, Кальвин и другие, ибо по неведомым нам причинам, известным только Богу, Создатель обрек некоторых своих детей на погибель. Возможно, отзвук этой теории слышится в одной из фраз новейшего сборника католических молитв:*** «...тот, кто самовластно вершит судьбы, ни перед кем не отчитываясь».
Большинство людей не допускают и мысли о том, что Бог лишен всякого пристрастия и, владея всеми благами, щедро раздает их без каких- либо условий.
В Индии верующие, поклоняющиеся Вишну, говорили мне: «Любовь необъяснима. Человек любит, так как он не может не любить — это врожденное, стихийное чувство. Мы любим Бога не потому, что Он любит нас или может сделать нас счастливыми — причина этой любви нам неизвестна, и мы не пытаемся ее понять. Все наши рассуждения на данную тему были бы бесполезными, ибо наш разум не в силах постичь Бога и его деяния.
Однако даже если бы Всевышний обрек нас на вечные муки, мы все равно бы Его любили* и едва ли не радовались бы своим страданиям, ведь коль скоро Он подвергает нас этой пытке, значит, ему так угодно. Какую бы цену Он ни заставлял нас платить за свою любовь, тот, кто поистине любит, не может не испытывать несказанную радость оттого, что доставляет Богу это удовольствие».
* Очевидно, святой Фома Аквинский разделял это мнение, ибо он говорил, что стяжание заслуг (благ) обусловлено стремлением к дружбе и благорасположению. Комментируя это заявление, преподобный Гарж (Garge) указывает, что благорасположение, несовместимое с желанием нашей собственной пользы, «противоречило бы человеческой природе». Исходя из этого, он считает, что совершение добрых дел без надежды на вознаграждение не является для человека «нормальным и привычным состоянием» (Лекции по схоластической философии. Т. 2. С. 100, 442). Нельзя не согласиться, что это пессимистичное мнение подкреплено суждениями подавляющего большинства наших ближних. В то же время милосердные, самоотверженные, героические поступки многочисленных безбожников-материалистов, не рассчитывающих ни на какое воздаяние, убеждают нас в том, что не всем присущ меркантилизм и, в конечном счете человеческий род не является столь ущербным, как некоторые полагают.
** См.: Рим. 11: 9 и сл.
*** См.: Charles P. La Priere de toutes les heures, [s. 1., s. d.].
4* Святая Тереза Авильская', религиозная деятельница ордена кармелиток, временами рассуждает почти в том же духе! Она пишет по поводу третьей заповеди: «Если Богу угодно забрать душу на небеса, пусть она туда следует; она не должна горевать, отправляясь в ад, раз такова воля ее повелителя». Впрочем, это уже граничит с ересью. Нельзя любить Бога в аду или, находясь там, ощущать с Ним духовную связь, потому что тогда ад перестал бы быть адом и не существовало бы наказания грешникам, лишенным созерцания Господа. Следует отметить, что подобная неистовая любовь к Бoгy встречается почти исключительно в учениях мистиков с сильной примесью чувственности. В этом отношении поучительно читать мистические книги католиков, суфиев, индуистов и др.
Я не разделяю убеждений приверженцев Вишну, но преклоняюсь перед этими «язычниками», избавившимися от религиозного меркантилизма.
Подобные мысли приходили мне в голову, когда я смотрела на паломников, молившихся в храмах Утайшаня.
Буддийские монастыри отличаются друг от друга архитектурой, внешним видом и поведением их обитателей. Бывший императорский дворец Пусатин был построен в чисто китайском стиле. Его деревянные, украшенные скульптурами храмы с обильной позолотой занимали обширное пространство, где росли деревья, возраст которых, вероятно, исчислялся несколькими веками, о чем свидетельствовали их причудливо искривленные стволы. Вокруг возвышалось множество каменных обелисков с надписями и старинных бронзовых курильниц для благовоний высотой в три-четыре метра.
Эти храмы могли бы быть величественными, но, к сожалению, их загромождали статуи, картины и другие, порой ценные и редкие, а в основном безвкусные, вещи, обилие которых превращало святилища в пыльные склады всякой всячины.
Главный храм являл верующим подлинное чудо. Иногда в сухую погоду вершина его кровли источала влагу, стекавшую по черепицам и медленно, по капле, падавшую на ступени лестницы, ведущей к колоннаде. По словам здешних монахов, это был знак благодати, ниспосланной Манджушри (по-тибетски Джампалянг, по-китайски В аньсунь-пуса) Пусатину.