Эта небылица снова всплыла в октябре следующего года. В ту пору я уже перебралась в Ханькоу. Газета «Норт Чайна геральд» от 5 октября 1938 года** перепечатала заметку из какого-то токийского издания, ссылавшегося на своего корреспондента из Цуцяна.
* Это не относится к священной индийской поэме «Рамаяна», в которой войска бога- обезьяны Ханумана сражаются на стороне Рамы против цейлонского царя-людоеда Раваны, похитившего супругу Рамы Ситу.
** «Hankow Recruiting Orang-Outangs. — Tokyo, October 3. — According to a cabled dispatch appearing in a Tokyo newspaper, from its Kiukiang correspondent, the Chinese army has been capturing orang-outangs in the south western provinces for the past ten years and secretly training them to turn loose on attacking soldiers... At a command, he says, the orang-outangs will dash into the enemy lines, scramble for machine-guns, assault company commanders, and throw hand-grenades. Three thousand of these orang-outangs are being held in readiness to terrorize the Japanese when they arrive and the remaining two thousand are at Wuchang across the Yangtze from Hankow (Reuter)» North China Herald. 1938. 5 October.
Сообщение о статье из токийской газеты было передано агентством Рейтер.
«Китайские военные, — утверждал корреспондент, — на протяжении десяти лет ловили орангутанов в юго-западных провинциях и тайно обучали их нападать на солдат. По команде обезьяны должны бросаться на вражеские войска, захватывать пулеметы, атаковать командиров подразделений, швырять гранаты. 3000 таких орангутанов держат наготове в Ханькоу для устрашения японцев, когда они начнут наступление, и еще две тысячи животных находятся в Учане, напротив Ханькоу, на другом берегу Янцзы».
На обитателей Утайшаня рассказ об обезьянах произвел неизгладимое впечатление. Лица лавочников тотчас же снова засияли — они больше не сомневались в победе. Менее легковерные или не столь сообразительные тибетцы и монголы продолжали свои магические обряды с целью изгнания «демонов». По их мнению, постоянные дожди, совершенно нетипичные для этого времени года, были ниспосланы Джампалянгом, окутывавшим Утайшань туманом и облаками, дабы скрыть обитель от взглядов вражеских летчиков.
Но все эти действия не помогли: однажды утром нагрянули самолеты.
Человек приспосабливается ко всему; привычка постепенно притупляет наши чувства, и мы уже ни на что не реагируем. Позднее я вместе с другими зеваками спокойно смотрела, как кружатся в небе смертоносные птицы. Они пролетали над нашими головами, сбрасывая бомбы... Всем уже надоело прятаться. Однако, когда самолеты впервые появились в Утайшане, люди смотрели на них с мучительной тоской. Монахи Пусатина с четками в руках прятались у стен главного храма, с крыши которого струится чудесная влага.
Это было весьма ненадежное укрытие. Желтая блестящая черепичная крыша с позолоченными украшениями могла бы стать превосходной мишенью для летчиков, целившихся в главное здание. Я повела Ионгде- на к одним из ворот в крепостной стене, за которыми простиралась узкая тенистая долина со старыми кладбищами.
— Если они прилетят с этой стороны, то мы спрячемся в траве, под деревьями, между могилами, — сказала я сыну. — Здесь нас не смогут заметить.
Самолеты пролетели над горами довольно далеко от Пусатина. Из-за большого расстояния казалось, что они движутся довольно медленно, с надменным безразличием, сознанием собственной силы и презрением к нам. Они скрылись в северном направлении.
На следующий день рабочие начали покрывать серой известью все ярко-желтые и бирюзовые кровли с позолоченными эмблемами, сверкавшими на их гребнях. Напрасный труд! Дожди должны были вскоре смыть этот отвратительный налет с прекрасных глянцевых черепиц. Некоторые из уцелевших храмов были построены в эпоху Цяньлуна и являлись свидетелями торжественных церемоний, когда тот или другой из Сыновей Неба поднимался в Пусатин, чтобы поклониться Джампалянгу. Увы! Сегодня время серой посредственности, и убожество царит повсюду, во всех вещах и в умах.
В сентябре погода улучшилась, и настали поистине дивные дни; воспользовавшись этим, я совершала пяти-шести часовые прогулки по горам. С тех пор как возникла угроза бомбардировок, мы с Ионгденом неизменно брали с собой оставшиеся у нас деньги, те из моих рабочих записей, которыми я больше всего дорожила, и неоконченную рукопись книги.
Мы не раз покатывались со смеху при виде своих животов, раздувшихся от бумаг. «Это наши “драгоценности”», — шутили мы. Не так сильно было бы наше веселье, знай мы, какая судьба была уготована нашему имуществу в Шаньси.