Под грузом улик. Неестественная смерть

Паркер вел поиски по собственной системе, которая могла оказаться плодотворной, а могла и нет. Изучив новый закон о наследовании, он понял: когда (и если) мисс Уиттакер узнала о его возможных последствиях для ее ожиданий, она наверняка сразу решила проконсультироваться с юристом.

Первой ее мыслью, несомненно, было обратиться к какому-нибудь лихэмптонскому специалисту, и если в то время она еще не вынашивала никаких преступных замыслов, ничто не мешало ей это сделать. Поэтому первое, что предпринял Паркер, — отправился в Лихэмптон и проверил три тамошние адвокатские конторы. Во всех трех ему со всей определенностью ответили, что в 1925 году они не получали подобных запросов ни от мисс Уиттакер, ни от кого-либо еще. Один адвокат — старший партнер фирмы «Ходжсон и Ходжсон», которой мисс Доусон передала свои дела после ссоры с мистером Пробином, — услышав вопрос, с удивлением посмотрел на Паркера и сказал:

— Уверяю вас, инспектор: если бы подобное обращение к нам поступало, я наверняка вспомнил бы об этом в свете последовавших событий.

— И у вас, полагаю, не возникло никаких сомнений, когда встал вопрос о праве мисс Уиттакер наследовать имущество мисс Доусон?

— Не сказал бы, что на это имелись основания. Они могли бы возникнуть, если бы стоял вопрос о розыске наследников следующей очереди — я говорю могли бы, а не возникли, — но мистер Пробин передал мне исчерпывающую родословную мисс Доусон, которая скончалась почти за два месяца до вступления нового закона в силу, так что все формальности были выполнены более-менее автоматически. По правде говоря, я никогда и не думал о новом законе в этой связи.

Паркер выразил удивление по поводу услышанного и передал мистеру Ходжсону ученое мнение мистера Тоукингтона на этот счет, которое того весьма заинтересовало. Вот и все, что дала Паркеру поездка в Лихэмптон, если не считать его визита к мисс Климпсон, который та сочла очень лестным, а он сам — полезным, поскольку узнал все, что ей рассказала Вера Файндлейтер. Мисс Климпсон проводила Паркера до станции в надежде повстречать мисс Уиттакер («Уверена, вам будет интересно увидеть ее»), но им не повезло. Впрочем, может, оно и к лучшему, подумал Паркер. Пускай ему и хотелось взглянуть на мисс Уиттакер, но было не особо желательно, чтобы та увидела его, тем более в обществе мисс Климпсон.

— Между прочим, — сказал он, — постарайтесь как-нибудь объяснить мой визит миссис Бадж, а то она может что-то заподозрить.

— Уже объяснила, — ответила мисс Климпсон с милым смешком. — Когда миссис Бадж сказала, что меня спрашивает некий мистер Паркер, я, конечно, сразу сообразила, что не сто́ит ей знать, кто вы такой, поэтому без запинки ответила: «Мистер Паркер! О, это, должно быть, мой племянник Адольфус». Надеюсь, вы не против побыть немного Адольфусом? Как ни смешно, никакого другого имени мне в тот момент на ум не пришло. Даже не знаю почему — я в жизни не знала ни одного Адольфуса.

— Мисс Климпсон, — торжественно ответил Паркер, — вы потрясающая женщина, и я бы ничего не имел против, назови вы меня хоть Мармадьюком.

И вот теперь он отрабатывал второе направление своих поисков. Если мисс Уиттакер не могла обратиться к лихэмптонскому юристу, то к кому бы она обратилась? Был, конечно, мистер Пробин, но Паркер не думал, что она поехала бы к нему. В Крофтоне она с ним, конечно, не встречалась — в сущности, мисс Уиттакер никогда не жила у своих двоюродных бабушек, но она видела его в тот день, когда он приезжал в Лихэмптон к мисс Доусон. Разумеется, поверенный не посвящал ее в цели своего визита, однако она могла знать со слов тетки, что речь шла о завещании, и в свете того, что ей стало известно о новом законе, догадаться, что он-то и волновал мистера Пробина, но тот не считал допустимым обсуждать это с нею. Обратись она к нему с подобным вопросом, он, вероятно, сказал бы, что больше не занимается делами мисс Доусон, и направил ее к мистеру Ходжсону. А кроме того, если бы она задавала ему вопросы на сей счет, он мог впоследствии это вспомнить. Нет, к мистеру Пробину она бы не пошла.

Тогда к кому?

Для человека, которому есть что скрывать, который хотел бы затеряться, как случайный листок в пышной кроне дерева, стать посетителем с улицы, о котором никто никогда и не вспомнит, существовало только одно место, гарантировавшее безопасность и забвение. Лондон, где никто не знает даже ближайших соседей; где в магазинах нет постоянных покупателей; где к больному каждый раз приходит новый врач; где можно, умерев, пролежать в доме несколько месяцев, и никто не станет тебя искать и не найдет, пока газовщик не явится снимать показания счетчика; где незнакомые люди приветливы, а друзья небрежны. Лондон, растрепанная и замусоренная утроба которого являет собой могильник стольких причудливых тайн. Скрытный, нелюбопытный и все погребающий в себе Лондон.

Не то чтобы Паркер мысленно выражался столь высокопарно. Он просто подумал: «Десять к одному, что она отправилась в Лондон. Всем им кажется, что так безопасней».