Под грузом улик. Неестественная смерть

Следующим пригласили профессора Геберта, признанного знатока международного права, который охарактеризовал Кэткарта в предвоенный парижский период как подающего большие надежды молодого дипломата. За ним говорили офицеры, подтвердившие заслуги покойного на фронте. Свидетель с аристократическим именем Дюбуа-Гоби Гудин вспомнил неприятный спор с капитаном Кэткартом за карточной игрой и упомянул историю с выдающимся английским инженером мсье Фриборном. Свидетеля своими стараниями раскопал Паркер, и теперь с нескрываемой ухмылкой смотрел, как досадил Уигмору. Время шло, и председатель суда поинтересовался у лордов, не согласятся ли они любезно отложить заседание до 10.30 утра следующего дня. Те дружным хором ответили «да», и суд был отложен.

Когда людской поток вылился на Парламентскую площадь, на запад неслись черные облака с рваными краями, а с реки летели чайки. Чарлз Паркер, плотно запахнув видавшее виды пальто, пробирался к автобусной остановке, чтобы добраться домой на Грейт-Ормонд-стрит. Очередной каплей неудобства стал крик кондуктора, который, поприветствовав его словами: «Места только наверху!» — прозвонил к отправлению. Детектив, не успев выйти обратно, поднялся по лестнице и сел, придерживая от ветра шляпу. Мистер Бантер печально вернулся на Пикадилли, 110а, и до семи часов неприкаянно бродил по квартире, после чего обосновался в гостиной и включил радиоприемник.

— Говорит Лондон, — произнес равнодушный, невидимый голос. — Сообщаем прогноз погоды. Атлантику пересекает зона пониженного давления и вскоре установится над Британскими островами. Ожидается сильный ветер, дождь со снегом, на юго-западе ураган.

— Чем черт не шутит. Пойду-ка разведу в его спальне огонь, — пробормотал Бантер.

— Прогноз на ближайшее будущее такой же, — сказало радио.

Глава 16 Вторая нить

Он взял свой лук и был таков:

Он через реки плыл;

А по лугам без башмаков

Бежал что было сил.

Бежал мальчуган вперед, вперед,

Спешил через луг и лес.

В замке не стал тревожить народ,

А на стену залез.

Леди Мейзри[81]

Лорд Питер вглядывался сквозь холодную пелену облаков. Хрупкие металлические стойки крыльев подрагивали над сверкающей далеко внизу гладью, где во все стороны широко раскинулось водное пространство, медленно ползущее им навстречу, как большая вращающаяся карта. Затянутая в кожу широкая спина пилота, покрытая каплями дождя, упрямо сгорбилась впереди. Питер надеялся, что Грант знает свое дело. Время от времени тот оборачивался и что-то кричал пассажиру, но его голос тонул в реве мотора и бесконечных порывах ветра.

Питер старался отвлечься от превратностей погоды, вспоминая недавнюю странную торопливую сцену, и в его голове мелькали обрывки разговора.

— Мадемуазель, я в поисках вас объехал два континента.

— Voyons[82], только быстрее. Может прийти большой медведь и рассердиться. Я не хочу des histories[83].

На длинном столе стояла лампа. Питеру вспомнилось, как сияли в ее свете короткие золотистые волосы собеседницы. Высокая стройная девушка смотрела на него, лежа на огромных черных с золотом подушках.

— Мадемуазель, не могу представить, чтобы вы обедали или танцевали с таким человеком, как ван Хампердинк.

Зачем он это спросил? Надо спешить — решать проблему брата. Неужели это так важно?

— Мсье Хампердинк не танцует. Вы искали меня на двух континентах, чтобы это сказать?

— Нет. Я с серьезным делом.

— Хорошо. Садитесь.

Она была с ним откровенна.

— Да, бедная душа. Но жизнь после войны сильно подорожала. Пришлось отказаться от хороших вещей. И всегда des histories. Очень мало денег. Нужно проявлять практичность. Люди стареют. Требуется дальновидность.

— Конечно.

Она говорила с каким-то акцентом. Сначала он не мог определить, откуда такой, затем вспомнил — довоенная Вена с ее невероятным безрассудством.

— Да, да, я написала. Была очень добра и разумна. Сказала: «Je ne suis pas femme à supporter des gros ennuis»[84]. Это ведь понятно?

Это было вполне понятно. Самолет нырнул в тошнотворную воздушную яму, пропеллер беспомощно крутился в пустоте, затем нос поднялся, и машина снова пошла вверх, закладывая вираж в противоположную сторону.

— Я видела в газетах. Бедный малыш. Зачем его застрелили?

— Именно за этим я и приехал. В убийстве обвинили моего горячо любимого брата. Ему грозит виселица.

— Бр-р-р…

— За преступление, которого он не совершал.

— Mon pauvre enfant…[85]

— Мадемуазель, умоляю вас проявить серьезность. Брату предъявили обвинение, и он предстанет перед судом.

Как только удалось завоевать ее внимание, она превратилась в само сочувствие. Ее голубые глаза отличались необычной и манящей особенностью — полные нижние веки превращали их в мерцающие щелки.

— Мадемуазель, прошу вас, вспомните, что было в письме.